Денис Байгужин - Сука. Роль, которую продиктовала жизнь

– Твоя проблема в том, – заявила мне как-то Ира, – что ты слишком добрая. Ты в этом не уникальна, восемьдесят процентов населения такие, и я сама такой была. Эти люди гордятся своим воспитанием, высокими этическими нормами, порядочностью и вежливостью, но этим они только оправдывают свою несостоятельность. Все как в природе: есть хищники и есть травоядные. Травоядному тушканчику живется гораздо хуже, чем хищному льву. Подобно тому, как хищники забирают ресурсы у травоядных, над добрыми смеются злые, забирают деньги, уводят их парней и девушек. Вот и причина, почему класс тебя не уважает.

Ира считала наших одноклассников конформистами. Людям свойственно хвастаться друг перед другом, показывать свое превосходство. Безумно увлекательная игра – присваивать себе ненужные заслуги. По такому принципу работают современные социальные сети: у кого машина подороже, кто останавливается в элитных гостиницах и летает бизнес-классом, у кого мобильный телефон поновее. За кадром остаются кредиты, фотомонтаж и неудовлетворенность жизнью. Вот фотография ужина в ресторане, а за кадром «Доширак» дома.

В то время, когда я была школьницей, социальных сетей еще не было. А может, и были, но о них знали единицы, и активных пользователей было совсем немного. В то время у меня даже компьютера не было, в моей семье ни у кого не было на это средств. Да и в моем окружении эта штука была не у всех, так что люди больше предпочитали гулять, нежели лежать на диване, уткнувшись в гаджеты.

Подростки той эпохи жили популярностью в рамках своей школы или круга общения. В те времена были в моде молодежные субкультуры вроде эмо и готов, электронная музыка, японская мультипликация, значки на рюкзаках, дешевые алкогольные коктейли в жестяных банках, вечеринки на крышах домов и в подъездах. Несмотря на разделение на бедных и богатых, ребята в нашей школе общались друг с другом примерно наравне. Наверное, потому что все были бедными. Некоторые вообще жили в общежитии, как, к примеру, Ира. Это была эпоха инфантилизма и беспечности.

– Помнишь притчу о двух волках? – продолжила Ира. – Про то, где мужик выбирал, какого волка ему кормить, белого или черного. Побеждает не тот волк, которого ты кормишь, а тот, который сильнее. Корми темного волка в первую очередь, светлому пища всегда найдется. Не кормишь темного, тогда он впадает в ярость и начинается беспредел с его стороны. Что за издевательство – не кормить волка? Вот он и защищается, впрягается за свои права. Темный отбирает ресурсы у беленького, пушистенького! Тот-то ничего предпринять не может, сам сдается! А если белый попытается забрать что-то у темного, начнется настоящая битва. Когда у человека, который считает себя «травоядным», отбирают ресурсы, он бездействует, прикрываясь своей добротой. Но когда человек «хищный», люди будут думать, прежде чем обращаться к нему.

Это образ жертвы. Выбрось его из жизни навсегда!

Пару раз мы все-таки беседовали обо мне, я настойчиво просила об этом Иру. Она раскрыла во мне такие понятия, о которых я сама не догадывалась. Например, я поняла, что с моей внешностью все в порядке, раз уж подруга ходит в таком виде и не комплексует. По коридорам общежития, где она обитала, Ира вообще могла ходить в нижнем белье, ее это не смущало. Она советовала мне поступать так же, но я не решалась пройтись в таком виде даже по нашей квартире. К тому же Наташа, женщина-парикмахер, снимающая нашу вторую комнату, постоянно приводила домой толпу клиентов. Отец дома почти не бывал, он целыми днями находился на работе, а домой приходил только для ночевки. Спал он на диване, который стоял на кухне. Отец настолько пренебрегал комфортом, что не пользовался постельным бельем и подушкой, а укрывался только диванным пледом.

– Как тебе самостоятельная жизнь? Интересно жить с другими людьми? – спросила я как-то невзначай у Иры.

– Разницы я не заметила, – ответила Ира, – все как было, так и осталось.

– А мне это подойдет, на твой взгляд? Изменюсь ли я, если выберу такую жизнь?

– В смысле коммунальное сожительство? Общагу, простыми словами?

– Да, – ответила я.

– Нет, ты не изменишься. Изменятся твои привычки, режим дня, круг общения, но ты сама – нет. Ты не изменишься. Переезд дает только иллюзию перемен, легче тебе не будет однозначно. Своих хлопот и там хватает: правила совместного быта, график уборки, очереди в туалет.

– А-а, – кивнула я, и мои мысли унеслись в представления о будущем, в котором я стираю носки и развешиваю их на общую веревку в коридоре, потом жарю яичницу в чугунной сковородке на газовой плите, – все равно в скором времени я должна решиться на этот шаг. В плане… – Я прикусила губу, а затем опустила глаза. – Не знаю… Хватит об этом.

Ира взглянула на мое лицо, будто внезапно приметила в нем что-то новое, странное, ранее незнакомое. Ее взгляд проник сквозь меня, словно через стеклопакет.

– Ира… – продолжила я, – если можешь, помоги мне переехать.

Мы поселились в том самом городском общежитии, до которого нужно было полчаса ехать на электричке, а потом идти два с половиной километра пешком. В комнате нас было только двое. Денег у меня не было, но Ира предупредила, что она устроит все так, что я буду жить без оплаты. Она пообещала научить меня зарабатывать деньги и преуспевать во всем. Через некоторое время она помогла мне устроиться кассиром в продовольственный магазин поблизости. На заработанные деньги я сделала первую татуировку с портретом матери. Поскольку денег было недостаточно, рисунок был кривоват, но я радовалась этому событию, как продолжению манифеста моей свободы.

Пуховое одеяло и подушка, пижама, две пары джинсов и несколько футболок, настольная лампа и учебники – вот и весь мой капитал, который я приволокла с собой. Не было только того, к чему я так привыкла: телевизора и радиоприемника. В доме они постоянно звучали фоном, а теперь я вслушивалась в тишину, и это ощущение казалось мне новым. Дома мы как-то обходились без бытовой техники: стиральной машины, холодильника, микроволновой печи, электрического чайника, пылесоса… В какой же нищете я жила! Потому переезд занял не больше получаса. Когда ничего нет, живешь налегке, жизнь упрощается до предела, в этом и кроется единственная радость бедности.

Контраст общежития и дома был не слишком заметен. Дома в одной комнате постоянно обитали посторонние люди, в другой ютились мы с вечно недовольной бабушкой, а в новом пристанище было еще больше незнакомых людей. Я часто жаловалась Ире, что бабушка не давала мне спокойно жить, вертя козырем «я бабушка, я должна знать». Ира много раз говорила мне, что отношения с бабушкой нужно просто разорвать, без всяких объяснений, как это сделала она со своими родственниками. Всем родственникам Ира несколько лет назад сказала «прощай» и уехала в другой город.