Гюнтер Аммон - Динамическая психиатрия

Пациентка сообщила, что она нарисовала картину незадолго до смены терапевтов, страдая от сильной депрессии и постоянных суицидных мыслей. Она долго колебалась, должна ли она покончить с собой или еще раз предпринять попытку терапии. Именно лишенное упреков согласие первого терапевта на смену терапевтов сделало для больной возможным переход через «реку мертвых».

Мое поведение по отношению к пациентке было с самого начала определено сознанием того, что я неформальным образом иду навстречу ее симбиотической потребности, имея в виду разрешение симбиоза. При этом целью было обеспечить пациентке доступ к ее чрезвычайным страхам. Отчетливая картина ее конфликтной ситуации и мобилизованного в терапии страха передана пациенткой во сне, о котором она рассказала во время сеанса и записала для терапевта.

«Было темно, ледяная, враждебная ночь, и много людей, среди них я, взбирались на крутую гору, чтобы что-то узнать. Мы шли как разведчики и у меня было неприятное чувство, потому что я должна была идти крайней слева, потому что знала, что враг где-то подстерегает. Наконец, я увидела, что поднимаюсь одна за, как я знала, моим демоном. Я знала, что как только я увижу то, что нужно (для меня), он сбросит меня вниз. Я все же шла дальше и положила, наконец, обе свои руки в его и позволила тянуть себя наверх последнюю часть пути.

Что я тогда увидела, я не знаю, но нашла совершенно бессмысленным то, что он жестоко и неумолимо улыбался и столкнул меня в пропасть вместе со слоем земли, который вдруг оказался на вершине.

Я сильно ударилась и лежала на скале, еще воспринимая все, но уже почти став камнем. Вдруг я очнулась из оцепенения и знала, что это длилось тысячу лет, и теперь второй слой земли, объединенный с первым, должен низвергнуться в бездну. Страха у меня не было. Я видела у подножья купающихся и загорающих молодых людей и горестно подумала: они еще ни о чем не догадываются, а сейчас второй обвал все поглотит.

Тут со страшным грохотом с вершины свалился второй диск земли, как радуга (из глины), все сметая с собой, в пропасти из трещин в породе извивалась глинистая вода и поглощала все. Потом я видела себя в подземном мире снова как дух среди духов, мыслящую, но бестелесную. Все было наполнено развевающимися растительно живыми тонами, сернисто-желтый, зеленый, фиолетовый и неприятные голубые и красные цвета. При этом раздавалась очень дисгармоничная музыка (как будто джаз).

Я удивлялась, что другие духи еще цеплялись за эту форму существования и совершенно не искали окончательного выхода. Я искала и нашла выход, на правой стороне которого стояла светлая колонна. Я выскользнула в бесконечное серое пространство и с облегчением почувствовала, что, наконец, меня покинула последняя жизнь и потерялась, растворилась в этой атмосфере. Тем закончился сон. Демон же, когда я отчетливо рассмотрела его на вершине, имел полностью ваши черты лица и фигуру».

Этот сон я не истолковывал строго аналитически. Я принял его скорее, так же, как раньше картины, как подарок пациентки и интерпретировал описываемую в нем всемирную катастрофу как закат ее психотического мира, который расщеплен на два слоя, ведется демоном-терапевтом на вершину, а затем сбрасывается в пропасть. Описанная амбивалентность пациентки, которая чувствует себя с одной стороны влекомой терапевтом вверх, с другой — сбрасываемой в пропасть, которая воспринимает свою жизненную ситуацию как потусторонний джазовый подвал и узнает освобождение лишь в полном исчезновении своего существования в бесплотном сером пространстве, нашла иное выражение во сне, который пациентка рассказала несколько дней спустя:

«Сегодня мы играли в снежки и это было прекрасно. Когда я, наконец, совсем запыхалась и не могла продолжать, мы остановились. Вы легко положили руку на мое плечо, и я смогла, наконец, передохнуть. Внезапно наступила большая живительная тишина и покой. Мне не было уже холодно и я чувствовала себя защищенной».

Оба сна, которые, как уже было сказано, по времени были очень близки друг к другу, связаны также вместе тематически. В то время как сон о конце света представлял грозящую опасность, связанную для пациентки с терапевтическим контактом, и в драме космических размеров объединяет освобождающие и лечащие аспекты терапевтических отношений с представлением апокалипсической катастрофы, то во втором сне терапевтические отношения как оживляющее и игровое взаимодействие и «большая живительная тишина и покой» не связаны больше с представлением об окончательном растворении себя. Оба сна хорошо описывают размах терапевтической ситуации, в которой пациентка с одной стороны воспринимала терапевта как разрушительного демона, с другой же искала и ощущала его поддержку.

В другом сне, о котором рассказала пациентка, отчетливо выступило ее желание вступить в терапевтический союз, с другой стороны он отчетливо иллюстрирует, что пациентка переживала саму свою патологию как чудовищную механику, против которой она объединяется с терапевтом.

«Мне снился странный похожий на машину человек, которого иногда видели некоторые люди. Он появлялся в одном из многих помещений подвала и тем, кто его там видел, это стоило жизни. Некоторые люди знали об этом, но боялись делать ему вызов. Среди этих людей были и вы. Вы мужественно смеялись и хотели все же попытаться увидеть человека-машину. Я очень боялась, что он вас убьет, и пыталась отговорить вас, но вы только с превосходством смеялись, считая, что можете встретиться с ним и без оружия. Мне было известно, что его губительную власть можно было сломать лишь с помощью определенного старомодного, совсем изогнутого по форме пистолета, если вовремя приставить к его груди.

Я смогла достать себе этот пистолет, и поджидала, когда вы захотите попасть к нему, держась вблизи подвала, пока не узнала, в каком помещении он находится. Я умоляла вас еще раз не входить, но вы не обращали на это внимания.

Сначала было совсем тихо, затем вдруг человек-машина ожил. Его глаза страшно загорелись, при этом он стоял неподвижно, подстерегая. Вдруг он взмахнул руками и бросился на вас с разинутым ртом. Я ужасно испугалась и бросилась в помещение. Я ударила его пистолетом в грудь и боялась, дрожа, что он не подействует. Он пошатнулся, казалось, силы оставили его, но причинил ли он вам уже вред, я не видела. На этом сон кончился».

Способность видеть сны предполагает относительно сильное и развитое Я. Во время острых психотических состояний мы не наблюдали снов, поскольку функции Я цензуры и вытеснения не действовали. Появление снов означает поворотный пункт в процессе терапии психозов и сны поэтому являются важным диагностическим инструментом. Существенным было и то, что пациентка перестала рисовать, когда начала видеть сны. Ее рисунки были, так сказать, ее речью, пока она не научилась говорить.