Элхонон Голдберг - Креативный мозг [Как рождаются идеи, меняющие мир] [litres]

Целью гораздо большего количества исследований было установление связи различных проявлений креативности с различными генами. Я могу и дальше заваливать читателя подобными примерами, но эта глава не предназначена для исчерпывающего обзора в этой области, и я не буду пытаться это делать. Напротив, позвольте мне предложить общие соображения, подсказанные этими исследованиями. В целом я обнаружил состояние исследований в области генетических основ креативности и воодушевляющими, и обескураживающими. Воодушевляющими, поскольку все данные очень интересны и, сведенные вместе, они рано или поздно приведут к важному прорыву. Но и обескураживающими, потому что до сих пор этого прорыва не наблюдалось.

Тому могут быть разные причины. Некоторые связаны с определением креативности, поскольку измерения этой величины, используемые в различных исследованиях, часто условные и узкие и их взаимосвязь с креативностью в реальной жизни не доказана и даже сомнительна. Как подтверждает наша «разборка на части» креативности, предпринятая в Главе 2, креативность – это производная, а не первичное когнитивное свойство, и зависит от многих других, лежащих в основе, более фундаментальных когнитивных и нейронных свойств и их взаимодействия. Более того, различные пути к креативности могут быть следствием различных сочетаний этих взаимодействующих свойств в различных пропорциях. (Те мои читатели, которым нравятся оксюмороны, не будут испытывать трудностей с понятием «производная креативность».) Замечательно, что некоторые гены, контролирующие дофаминовые рецепторы, которые связывались с креативностью, также имели связь со стремлением к новизне (прямо или обратно пропорционально). Кроме того, ген «креативного танца», AVPR1а, о котором мы говорили чуть ранее, был связан с социальным поведением. И стремление к новизне, и просоциальное поведение входят в основные предпосылки креативности, перечисленные в Главе 2. Вместо непосредственного поиска генетических основ креативности более плодотворным был бы поиск таких более фундаментальных, более широких когнитивных предпосылок к креативности.

Так же как креативность, вероятно, является производным свойством в когнитивном смысле, возможно, это производное и в смысле мозговой организации . Мы обсуждали некоторые фундаментальные, общие мозговые предпосылки к креативности ранее в этой главе и в этой книге. Мы говорили о высокой степени миелинизации путей, яркой выраженности свойств признака связей в мозге «мир тесен», хорошем развитии лобных долей и правого полушария, о широком диапазоне состояний возбуждения, контролируемых катехоламинергическими ядрами ствола мозга (вентральная область покрышки и голубое пятно), и других. Вместо непосредственного поиска генетических основ креативности более плодотворным был бы поиск таких более фундаментальных, более широких нейронных предпосылок к креативности.

Мы уже многое узнали о генетических основах этих общих свойств мозга. Был выделен ряд белков, контролирующих миелинизацию, в том числе миелин-ассоциированный гликопротеин (MAG) и циклический нуклеотид 3″– фосфодиэстераза (CNP) 43, а также несколько генов, асимметрично экспрессируемых в коре мозга 44. Ранее в этой главе мы обсуждали индивидуальные различия в характеристике связей мозга «мир тесен». Поскольку существуют доказательства наследования, поиск лежащих в основе генов представляет собой другое многообещающее направление будущих исследований. Когда мы узнаем больше о генетических основах таких обширных нейронных предпосылок креативности, мы сможем лучше понять механизмы, которые их обусловливают.

Другие причины неудачи в открытии тайны креативности связаны с нашими ожиданиями той генетической основы, которую мы надеемся найти. Как уже говорилось ранее, учитывая сложность всей идеи креативности, многих путей, которые к ней ведут, и маловероятности единой «королевской дороги», было бы наивным ожидать, что она будет связана с одним геном, или ферментом, или даже с небольшим набором того или другого. В форме показательной параллели исследования связанного понятия, интеллекта, со всеми ограничениями, о которых говорилось в предыдущей главе, привели к заключению, что, несмотря на высокую степень наследования, интеллект не связан с одним или даже с малочисленным набором генетических факторов. Наоборот, вовлечены многочисленные гены, каждый из которых оказывает небольшой добавочный эффект на определение индивидуального варианта интеллекта. Эти данные были результатом амбициозного сотрудничества между научными центрами британских и норвежских исследователей, которые изучали связь между результатом выполнения заданий познавательного характера и генетическими профилями 3511 неродственных взрослых и 549692 снипов (SNP – однонуклеотидные полиморфизмы, молекулярные вариации генетического кода). Ученые пришли к выводу, что примерно 40 % индивидуальных вариаций «кристаллизованного» интеллекта (зазубренные знания) и 51 % «подвижного» (способность к решению новых проблем) могли объясняться наследственностью, но эти различия контролировались сочетанным действием очень большого, почти не поддающегося идентификации количества генетических факторов. Длинные хромосомы вносили больший вклад, чем короткие, в индивидуальную вариабельность, что также поддерживает предположение об участии многих нуклеотидов 45. Это означает, что набор снипов-кандидатов (SNPs), какими бы они ни были, может появляться во многих сочетаниях, формирующих «интеллект» мириадами разных способов, что приводит нас к множеству различных «интеллектов».

Почти наверняка то же самое можно предположить относительно генетических основ креативности, возможно, даже с большим основанием. Это еще больше ставит под сомнение монолитное свойство «креативности» и ведет к понятию «множественной креативности». Неопределенные отношения между обычно используемыми тестами и опросниками «на креативность» (для определения дивергентного мышления и прочего) и креативностью в реальной жизни делают в равной степени неопределенным эвристическое значение исследований корреляции таких тестов с различными и специфическими типами экспрессии генов. Такие исследования могут принести больше путаницы, чем ясности. Это «лобовая атака» в попытке найти прямую взаимосвязь очень специфических генетических факторов, таких как снипы (SNPs), и произвольно выбранных когнитивных тестов (в том числе рабочих лошадок «исследований креативности», тестов на дивергентное мышление). Вместо этого, или в дополнение к этому, более продуктивным может стать более организованный, иерархический многоступенчатый подход. В этом случае первым шагом будет поиск генетического контроля над потенциально значимыми общими познавательными и биологическими свойствами, о которых мы говорили ранее. Вполне разумно ожидать, что некоторые свойства непрямого участия одной или более мозговых «движущих частей» креативности могут быть связаны со специфическими, установленными или поддающимися идентификации группами белков, генов и их экспрессии. Тогда можно обоснованно задать вопрос об идентичности этих белков, генов и прочих. Более плодотворным подходом был бы поиск не специфических генов-кандидатов, а более сложных ансамблей генов в геноме, и можно было бы ожидать, что различие таких ансамблей, вероятно, определяет сходные когнитивные свойства. (Не забывайте, что к креативности ведет много дорог.)