Джеймс Карс - Конечные и бесконечные игры

Сады не завершают свое существование после сбора урожая – эта игра не играется для достижения конца. Человек никогда не доходит до какого-то пункта назначения, занимаясь своим садом.

Сад – это место, в котором можно обнаружить рост. У него есть его собственный источник изменений. Человек не привносит в него что-то новое, он выходит в сад в ожидании увидеть изменения, а значит, он готов к ним. Рост может появиться только из роста. Настоящие родители не смотрят на то, что их ребенок растет определенным образом по предпочтительным шаблонам или прописанным истинам – они понимают, что сами растут вместе с их ребенком. Если характер одного из родителей подлинно драматичен, он абсолютно меняется изнутри, как и ребенок развивается, в первую очередь, в глубинах своего внутреннего мира. Например, через обучение, совместную работу, любовь к близким.

В саду мы открываем для себя, что такое реальное путешествие. Мы не отправляемся в сад, а путешествуем через него.

У подлинного путешествия нет пункта назначения. Путешественники идут куда-то, но постоянно открывают для себя, что находятся где-то в ином месте. Так как садоводство – это не способ подчинять безразличие природы своей воле, а скорее, увеличивать чью-то способность к спонтанности, чтобы реагировать на пренебрежение капризами и на непредсказуемость природы; мы не воспринимаем природу как последовательность меняющихся декораций, а смотрим на себя как на путников.

Природа не меняется: у нее нет внешнего и внутреннего проявлений. Поэтому нельзя путешествовать сквозь нее. Любое путешествие – это изменение внутри путешественника, поэтому путешественник всегда находится где-то в другом месте. Путешествовать значит расти.

Настоящие путешественники не преодолевают дистанции, а открывают их для себя. Не расстояние создает путешествие, а путешествие делает возможным появление расстояния. Его нельзя измерить мерами длины между объектами, лишь действительным различием между ними. Например, в Чикаго и Атланте вокруг аэропортов есть мотели, но они так мало отличаются от мотелей рядом с Токио и Франкфуртом, что все дистанции между ними растворяются из-за их похожести. То, что действительно отдалено друг от друга – обязательно непохоже. Подлинным путешествием будет не прохождение через сотни разных стран с одной и той же парой глаз, а видение одного и того же места через сотни разных пар глаз (М. Пруст).

Садовод, чье внимание всегда обращено к спонтанному проявлению природы, приобретает дар видеть различия. Он всегда наблюдает за появлением самых маленьких изменений в растущем растении, или в составе почвы, в изменяющейся популяции насекомых и земляных червей. Садовник как родитель видит любые проявляющиеся особенности развития, как учитель видит знаки, указывающие на улучшение навыков и даже мудрости своих учеников. Сад, семья, классная комната – любое место, где люди могут собраться по какому-то поводу, будет рождать бессчётное количество вариаций, каждая из которых будет указывать на большие изменения. Но для подлинных садоводов эти модификации не являются развлечением в театре. Они драматично открывают себя обновленному будущему.

Поэтому с теми, кто ищет изменений, кто видит землю как источник, кто поощряет подлинность в других людях, кто не готовится укрываться, а готовится встречать сюрпризы «я путешествовал далеко в Конкорд» (Г. Торо).

Механизмы требуют силы, причем это воздействие должно быть оказано на них извне, но такие силы должны быть потребляемыми. Если мы рассматриваем природу как ресурс, то в первую очередь, как ресурс силы. По мере того как мы применяем машину, природа все больше воспринимается нами как резервуар необходимых материалов, таких, которые нужно потребить, и желательно дешево.

Природа нераздельна, она не может быть использована против себя. Поэтому, мы не потребляем ее. Мы просто перестраиваем наши общественные модели таким образом, что сокращается наша возможность давать творческий ответ существующим способам возникновения спонтанности. Можно обозначить это более простыми словами, используя социальное выражение: мы создаем мусор. Несомненно, мусор не является неприродным. У общественного мусора нет характера, он тоже природа, но такая, которую общество больше не может применять в своих целях.

Общество воспринимает свой мусор как неудачу, но необходимость, потому что мусор является естественным последствием его деятельности, оставшимся после того, как мы перевели необходимые общественные товары в категорию доступных. Но мусор – не совсем результат того, что было нами сделано. Это все-таки то, что мы сделали. Отходы плутония не являются косвенными производственными ядерной промышленности, это продукт конкретной отрасли.

Мусор ничем не скрыт. Как только мы понимаем, что стоим среди отходов, на секундочку, наших собственных, мы также осознаем, что сами выбрали оставлять за собой именно такой мусор, да и вообще выбор производить отходы как таковые. Мусор открыт, поэтому мы убираем его. Уносим его туда, где он не будет попадаться нам на глаза. Мы даже находим незаселенные местности, где отходы можно утилизировать, либо просто заполнять территории мусором, пока они не станут необитаемыми. Процветающее общество будет энергично использовать природные ресурсы, соответственно, производить огромное количество мусора, и его пустые территории скорыми темпами переполнятся им, угрожая превратить само место проживания общества в мусорную пустошь.

Мусор не имеет масок, и он не просто отвозится подальше от нашего взгляда, а объявляется своего рода антисобственностью. Никто им не владеет. Одной из составляющих противоречия феномена мусора является то, что если мы воспринимаем природу принадлежащей нам, в скором времени мы начинаем не относить ее ни к кому. Мало того, что никто не имеет мусор в собственности, никто и не хочет считать его своим. Вместо того чтобы соревноваться за право владения этими продуктами, мы боремся за избавление от них. Мы скидываем их на других, менее способных от них избавиться.

Мусор накапливается в трущобах, сточные воды стекают на землю, воздушные кислоты пролетают сотни миль и оседают на землях бессильных, тех, кто не сможет предотвратить их «захоронения» в атмосфере. Тысячи квадратных метров сельскохозяйственных земель были обложены мусором из-за многолетних строек магистралей, были затоплены плотинами, в которых скапливалась вода, в дальнейшем используемая для вымывания мусора из отдаленных городов.

Мусор – это антисобственность, которая достается только проигравшим. Это эмблема отсутствия титула.

Мусор открыт, он продолжает проявлять себя в качестве отходов, наших отходов. Если мусор – это результат нашего безразличия к природе, это также и проявление, в котором мы ощущаем безразличие природы. Отходы – это напоминание, что общество является частью культуры. Мы смотрим на мусорные горы, в которые мы превратили нашу среду обитания, и ясно видим, что природа – не такая, какой мы хотели бы ее видеть, а общество проявляет себя именно так, как мы желаем.