Андрей Фурсов - Хозяева и бенефициары глобального хаоса. Как победить в битве за будущее

В католических храмах нет иконостаса, а потому проект я разработал так, чтобы он гармонировал с архитектоникой храма. Кардинал Сепе оказал содействие: храм XVI века, были необходимы разрешения на проведения некоторых перестроек и установки иконостаса.

– Речь о том, чтобы выделить землю под храм, как в Мадриде, не велась?

– Когда-то в Неаполе каждый аристократ строил церковь. И не одну. В наше время такое количество храмов уже не нужно. Хотя на юге Италии количество людей (20 % от общего числа), посещающих мессы, сопоставимо с Латинской Америкой. Сегодня в Неаполе десятки законсервированных церквей, нет смысла строить что-то новое. Это совершенно другие расходы. В центре Неаполя часто, немного копнув, натыкаются на памятники древнего мира. Метро строят невероятно долго, потому что постоянно приходится вести археологические раскопки. К внешнему облику улиц, площадей отношение очень ревностное, хотя вроде и запущено всё. Если бы нам и выделили землю, то на окраине, а так наш приход находится в самом центре Неаполя.

– Сколько человек приходит на православную службу?

– В воскресенье в Неаполе – 300–400, в Бари -40-50 местных жителей. Если приехали паломники, то, конечно, больше. К слову, в городе Равелло (в бытность пастырем православной общины в Неаполе – там же, в Кампании) служил для паломников литургии и молебны. В тамошнем храме хранится колба с кровью св. Пантелеймона, которая иногда светлеет, становится алой. Видимая перемена происходит с реликвией каждый год в начале августа. В течение десяти лет это наблюдал.

– Такие неаполитанские «мотивы», как многочисленные карманники и мотоциклисты, охотящиеся за сумками прохожих, вас коснулись?

– У моей супруги однажды вырвали сумку. Было неприятно. Хотя она и оказалось пустой. Вообще говоря, в таких случаях лучше бросать сумку, иначе серьезной травмы не избежать. Но сегодня у любого туриста гораздо больше шансов быть ограбленным в Милане или Риме, где этим занимаются «неподконтрольные» албанцы и румыны. В Неаполе такая деятельность «регулируется». Будете смеяться, но «Каморра» запрещает грабить в туристических местах города до полуночи. Запрет также распространяется на такие туристические места, как Капри, Сорренто, Амальфи… «Каморра» жестко следит за тем, чтобы туристов не трогали. В Неаполе гид знает: здесь в любое время можно спокойно находиться, там – до полуночи.

– Это всё направлено на укрепление привлекательного образа города с целью поддержки туриндустрии, в которой «Каморра», надо понимать, заинтересована. А почему Неаполь такой замусоренный?

– Это также имеет отношение к «Каморре». Уборку мусора, наверное, еще лет 40 назад взяли под контроль местные криминальные кланы. У них, в отличие от нормального бизнеса, нет представления о том, что надо вкладывать в заводы, в переработку, в технологии. А тут еще пошел раздельный сбор мусора. Южане – это не законопослушные северяне и не будут что-то делать только потому, что им так сказали, в данном случае – раздельно собирать бумагу, пластмассу и стекло. «Каморра» не инвестирует в этот бизнес и использует его как инструмент давления на власть. Когда пять лет назад в Неаполь пришел новый мэр и сказал, что он быстро разберется с «Каморрой», три месяца из города не вывозили мусор. Горы его достигли вторых этажей.

Неаполь – очень специфическое место. В таком, например, районе, как Санита (итал. sanita – по иронии в переводе означает «здравоохранение». – Ред .), любой человек, нашедший оставшиеся, скажем, после «разборок» гильзы (потенциальная улика), должен их отнести и отдать мафиози. Это делает человека в глазах «Камор-ры» лояльным или повышает его «рейтинг». В случае каких-то проблем такой человек может получить помощь организации. В дни облав авторитеты дают команду местным жителям не закрывать свои двери на ключ, чтобы члены «Каморры», убегая, могли в их домах укрыться. Понятно, что всё это плохо. Но у местных это встроено в образ жизни. Уже и в Сицилии M.A.F.I.A. (говорят, слово «мафия» возникло в XIII веке; это начальные буквы призыва «Смерть Франции, вздохни, Италия») и ее филиал в США «Коза ностра» сильно прижали, в Апулии (область, в которой находится город Бари) местной группировке («Сакра Корона Унита») не дают «работать», а вот в Кампании («Каморра») и Калабрии («Ндрангета») эти явления по-прежнему присутствуют в большой степени, настолько всё это проросло там в жизнь. По некоторым данным, «Каморра» в рейтинге преступных организаций мира по объемам незаконных операций занимает второе место после одного из колумбийских картелей. Народ с этим смирился, что ли. Этот фактор всю тамошнюю систему, конечно, сильно тянет вниз.

– Что за люди приходили на ваши службы в Кампании?

– Когда я ехал в Неаполь, недоумевал: что там за прихожане? Известно, что на развитый итальянский север люди (в их числе и выходцы из разных бывших союзных республик СССР) едут зарабатывать, но что они делают на бедном юге Италии? Оказалось, 80 % – украинские гастарбайтеры. Люди, в общем-то, бедные. Возможность что-то арендовать, купить у нас отсутствовала. Кстати, в Неаполе очень сильная униатская община. Кардинал Любомир Гузар, глава Униатской церкви, часто приезжал. К слову сказать, далеко не все украинцы, думаю, понимали, приходя в храм Украинской греко-католической церкви, что это не обычный православный храм.

– На юг Италии едут в том числе потому, что там больше возможностей жить и работать нелегально…

– Конечно. Итальянские власти в последние годы с этим усиленно борются. Но если на севере нынче работать нелегально просто нет шансов, то на юге таковые имеются. В целом россиян в южных регионах Италии мало. Там в основном украинцы. Русский человек – говорю это без осуждения и на основе десятилетнего опыта служения в неаполитанском приходе, – как правило, в эмиграцию мыть туалеты не едет. Есть там и русские, конечно, но чаще это переводчики, преподаватели, писатели, музыканты, художники.

У меня в Бари староста – ученик Федорова, офтальмолог Михаил Пожарицкий. Он еще до распада СССР, в 1989 году, оперировал в Италии, а потом в Бари открыл клинику. А в последние годы он больше операций в Москве, чем на юге Италии, делает: в России они стоят в четыре раза дороже. За десять последних лет всё поменялось диаметрально. Итальянцы благодаря евроинтеграции чувствуют себя не очень хорошо. В Италии во всех гипермаркетах и мегамоллах только наших и встречаешь с огромными пакетами. Итальянцы говорят: «Слава Богу, есть Россия, а то бы всё закрывать пришлось!» Не знаю, как дальше пойдет, учитывая санкции и прочие внешнеполитические факторы, но в последние годы было так.