Андрей Фурсов - Хозяева и бенефициары глобального хаоса. Как победить в битве за будущее

– Сегодня уже другие времена во французской славистике?

– Наоборот, в этом смысле мало что изменилось. В 2003 году я стал завкафедрой русского языка и литературы в Государственном университете Ниццы. Деканом филологического факультета тогда была ярая коммунистка, стремившаяся закрыть русский департамент. Я поинтересовался у нее тогда, почему. Она мне ответила так: «Ненавижу русских, они предали великие идеи Маркса, Энгельса, Ленина». Ее сменил другой коммунист – ярый сталинист, в кабинете которого в 2010 году висел портрет Ленина!

Когда в 2007 году я был награжден Орденом Дружбы, левые стали меня упрекать, говоря, что я – коллаборационист. Французские коммунисты ставили мне в вину то, что я получил престижную государственную награду указом Президента Владимира Путина! В университетских кругах и в Париже, и в Ницце у них до сих пор большинство, главный профсоюз – коммунистический.

– А что вы можете сказать о преподавании истории России во Франции?

– Возьмите любой учебник русской истории для французских школьников – там сказано, что в России были ужасный деспотизм, кровавый царь, но пришел Ленин – и вот он-то был другой. Даже в учебнике профессора Жана Радвани Парижского института восточных языков и цивилизаций (INALCO)b разделе о Сибири ни слова нет о том, что там находились сталинские лагеря. До сих пор многие французы думают, что коммунизму «не повезло» в России.

Сегодня к негативу французской левой интеллигенции, связанному с отказом от строительства коммунизма, добавилась еще и зависть к тому, что у России есть нефть, газ, алмазы. Появившиеся с некоторых пор во Франции русские нувориши тоже многих раздражают.

– Здесь, на Лазурном Берегу, немало вилл куплено богатейшими выходцами из бывшего СССР. Русские сегодня успешно интегрируются в западную элиту?

– По моему мнению, они никогда не станут ее частью.

– Какое место занимает сегодня во Франции русский язык?

– Всё захватил английский. Он становится обязательным. Занять должность, скажем, горного инженера, имея в качестве иностранного русский или даже немецкий язык, а не английский, практически невозможно. Раньше было не так. С иностранным русским языком специалист во Франции чувствовал себя ничуть не хуже, чем с английским. Число изучающих русский за последние 20 лет резко снизилось. В университете Ниццы на кафедре китайского языка студентов больше, чем на кафедре русского.

Виновата здесь во многом сама Россия, российские власти. Надо было сказать французам: «Мы в этом случае тоже не будем преподавать ваш язык!» Нужно добиваться паритета: вы нам – мы вам. Чиновники в России ничего не делают для русского языка! А положение его во Франции отчаянное, удручающее! То же самое можно сказать и о месте русской литературы здесь сегодня.

– Историк и журналист Михаил Погодин в 30-е годы XIX века утверждал, что славянские народы являются носителями высших духовных ценностей. Что вы, французский профессор-славист, об этом думаете?

– Я не только много читал на эту тему, но и имею свой опыт общения, собственные наблюдения. Со стороны, думаю, бывает виднее. Считаю, что славянский мир действительно особенный. Славянские народы – для меня прежде всего русские – были, есть и, хочу верить, будут носителями высших духовных ценностей. Говорю это не для того, чтобы польстить. По моему мнению, десятилетия советской власти отрицательно повлияли на русский народ. Восстановить связь времен оказалось трудно. Еще труднее, чем мне казалось в начале 1990-х. Тем не менее, и сегодня многие русские, особенно в провинции, являются носителями тех самых духовных ценностей, я лично не раз смог в этом убедиться.

– Что вы думаете об особой роли славянского православного мира? Вам, французу-католику; ближе позиция славянофилов или западников?

– У меня двойственное к этому отношение. Не потому, что я француз с русской душой (когда мне было 16 лет, пел в православном церковном хоре), и не потому, что католик. Кстати, любопытный факт. Все великие писатели-эмигранты – Бунин, Ремизов, Зайцев, Шмелев – выступали за Февральскую революцию, были западниками. А после Октябрьской революции, в изгнании стали славянофилами. Потому что здесь они постоянно думали о России. Возьмите у Бунина «Чистый понедельник» или «Лето Господне» Шмелева – славянофильские произведения. Парадокс. Думаю, так они бы в России не написали. Симпатизирую славянофилам, но убежден, что нет Европы без России, а России отдаляться от Европы тоже не нужно. Я бывал в Тюмени, в Сургуте, в Оренбурге, где якобы проходит граница Европы и Азии. Какая это Азия?! Смешно. Начиная с Петра I Россия – неотъемлемая часть Европы. Русские – европейцы. Это не политика, это констатация факта. Одно из самых страшных преступлений советской власти – она отторгла Россию, русских людей от Европы.

Четверть романа «Война и мир» написана по-французски. Первые свои стихи Пушкин писал на французском. Тютчев говорил на нем не хуже, чем на русском. Город, в котором мы сейчас находимся, он увековечил своими стихами: «О, этот Юг, о, эта Ницца!..» Гоголь, Салтыков-Щедрин, Герцен, Надсон, Чехов здесь жили. Пьесы Фонвизина «Бригадир», «Недоросль» – калька с французского. Не только львиная доля слов, «точка зрения», «принимать участие», масса других речевых оборотов заимствована из моего родного языка! Меня это даже иногда раздражает, потому что я все-таки русофил. Для меня исконная живая русская речь существовала как раз в допетровской Руси.

Богатейший архив Герра содержит множество материалов из личных архивов Ивана Бунина, Бориса Зайцева, Ирины Одоевцевой, Юрия Анненкова, Георгия Адамовича и других крупнейших культурных деятелей эмиграции, со многими из которых этот французский филолог-славист был хорошо знаком. Рене Герра основал и возглавил Ассоциацию по сохранению русского культурного наследия во Франции.

– Известно, что многие эмигранты первой волны не хотели брать французское гражданство, поскольку жаждали возвращения в Россию. В той среде было немало дворян, крупных и мелких предпринимателей, потерявших в России социальный статус, дома, землю, промышленные предприятия. Может, они стремились в Россию еще и потому, что хотели всё это себе вернуть?

– То, что вы сказали, обычно говорит французская левая интеллигенция, а точнее, французские социалисты и коммунисты. Я знал лично сотни белых эмигрантов. Начал общаться с ними в 1958 году. Русская эмиграция была очень разношерстной. Аристократы, часто разорившиеся, были меньшинством. Большинство составляли преподаватели, врачи, адвокаты, литераторы, художники. Шкурных интересов у этих людей не было. Меня всегда поражало, с каким достоинством здесь, в Ницце, в Каннах они доживали свой век. Они с кротостью примирились со своей судьбой. Это то, что меня покорило. В массе своей это были простые люди. Князья попадались, но крайне редко. И что это были за люди, кстати сказать. В Каннах нашим соседом был князь Александр Сергеевич Гагарин, адъютант военного министра, староста храма Св. Михаила, а в Ницце жил Николай Николаевич Оболенский, с которым я дружил. Он был поэтом, писателем и никогда не говорил: «Я – князь!» Он был аристократом духа. Это в нынешней России все пытаются как-то возвеличиться, преклоняются перед титулами. Понимаете, когда я вернулся из своих первых поездок в СССР в 1960-х годах, русские эмигранты стали меня расспрашивать, как там да что. Я рассказывал то, что видел. Они не хотели меня слушать: не желали, чтобы об их родине говорили плохо.