Андрей Фурсов - Хозяева и бенефициары глобального хаоса. Как победить в битве за будущее

– То есть никакой целенаправленной борьбы с роком на факультете не было?

– Лично я ничего этого не наблюдал.

– Чем же объясняется такой демарш Марины Ивановны?

– Думаю, что на праздник был приглашен кто-то из авторитетных партийных функционеров или кэгэбэшников, кто и выразил неудовольствие. А Марина Ивановна была вынуждена на это среагировать, иначе бы могли действительно появиться проблемы. Но очевидно, что конфликт был временный и сколь-нибудь серьезных последствий ни для кого не имел, это факт. Иначе и быть не могло – все прекрасно знали, что авторитет Засурского достаточно велик, чтобы противостоять практически любому неадекватному вмешательству в дела факультета со стороны.

На самом деле в Советском Союзе целенаправленной борьбы с роком вообще не было. Отдельные деятели, стоявшие у руля государства и ничего не понимавшие ни в роке, ни в джазе, ни вообще в музыке, выражали свое неудовлетворение чем-нибудь. А рядом всегда были люди, стремившиеся им угодить. Они и организовывали показательные порки, но никогда не занимались этим системно. А к тому же всегда были и есть просто дураки, а как говорится – «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет». Конечно, в результате активности таких людей происходили очень неприятные и даже трагические случаи. Особенно если с такими активистами вступали в открытую конфронтацию.

Но зачастую к року дело вообще не имело никакого отношения. Скажем, кто-то не рассчитал своих сил и «перебрал» на вечеринке, с кем-то подрался, поломал мебель, разбил витрину, побил милиционера. Он боролся за какие-то идеи? Нет. А он говорит: «Я противостоял системе. В стране шла целенаправленная травля, и я пострадал за то, что люблю рок». Правда, логика таких «борцов за правду» сильно хромает. Не секрет, что рок с большим удовольствием слушали и те люди, которые занимали ключевые должности в советской бюрократической системе. Они сами привозили в СССР «запрещенные» пластинки и журналы, сами покупали своим детям музыкальные инструменты, чтобы те играли рок. А их дети – сегодня они позиционируют себя как главные борцы с этой системой – вполне успешно организовывали свои группы, многие из которых существуют и по сей день. Кто-то скажет: «Да они ничего достойного для рока не сделали». Но на всё есть удобный ответ: «Нам мешала система, которая загнала нас в подполье». Хотя и выйдя из этого «подполья», они не смогли произвести на свет ничего лучшего, чем уже сделали в советское время.

– Но вы же сами говорите, что какие-то пластинки были запрещены…

– Слушать их никто не запрещал, но при ввозе в страну какие-то пластинки действительно отбирали. Я узнал об этом, когда перешел работать в Торгово-промышленную палату и стал ездить в загранкомандировки. Но и здесь о борьбе с роком я не стал бы говорить. Дело в том, что «изъятия» происходили настолько выборочно, что создавалось впечатление, что это чей-то личный «заказ». Например, из двух-трех десятков пластинок могли забрать две-три. Как правило, это были редкие издания или самые «свежие». Отбирали и музыкальную литературу – тоже выборочно.

– Давайте вернемся ко «Второму дыханию» – как развивались события после скандала на журфаке?

– Ребята совсем перестали появляться на факультете. Я пытался убедить Игоря, что конфликт с администрацией факультета временный и вскоре можно будет вернуться на прежнюю базу, но теперь его это не интересовало – он загорелся идеей заняться музыкой профессионально. Заразить ею он пытался всех, включая меня. Но я его не поддержал, так как хотел стать журналистом. Для меня, фактически «парня из деревни», поступление на журфак было большим событием. Московские же «мальчики-мажоры» не ценили этого, ведь многим из них это ничего не стоило – все вопросы решали их «непростые» родители. Впрочем, ход мыслей Дегтярюка был понятен – в данном случае «борьба с системой» приносила очень ощутимый экономический доход. Например, одно выступление в кафе или ресторане могло принести до 100 рублей на человека, а на частной вечеринке, скажем, на свадьбе, до 300. Таким заработком тогда не могли похвастаться даже самые успешные журналисты. Поэтому Дегтярюка перспектива бросить учебу не пугала, и, как результат, через какое-то время он был отчислен с журфака. Факультетская аппаратура для «Второго дыхания» была безвозвратно потеряна, но всё, что было у меня, оставалось в распоряжении группы. В ДК Энергетиков мы познакомились с группами «Скоморохи» и «Машина времени», которые там тоже репетировали. Александр Градский, талантом и творчеством которого я восхищаюсь до сих пор, хотя считаю, что полностью он так и не реализовал свой потенциал, симпатизировал нам и с удовольствием по-дружески общался. А вот Андрей Макаревич – то, что он делал, меня совсем не впечатлило – держался от нас на расстоянии. Мне казалось, что вел он себя как-то даже высокомерно, хотя уровень «Второго дыхания» был на порядок выше «Машины времени» по всем показателям, что его явно интересовало, но, видимо, не слишком радовало.

Андрей Макаревич о группе «Второе дыхание»:

«Были они виртуозны, недосягаемо высоки, и мы практически не общались – я их робел. Технари они были страшные, вид имели крайне вызывающий, а тогда это было очень сильным плевком в морду общественному вкусу. Играли невероятно громко и на контакты не шли. Этот факт, кстати, работал на них – вслед за исключительной игрой воображение рисовало и другие исключительные качества, им как бы присущие. Люди они были, как оказалось, скандальные и неуживчивые».

Кстати, все, кто посещал ДК Энергетиков и кафе «Синяя птица», оценили и качество нашей, в том числе моей, аппаратуры. Как-то я пришел на репетицию и обнаружил, что всё, что у меня было – и инструменты и аппаратура – исчезло. С профессиональной точки зрения теперь группа была укомплектована полностью, но с серьезной потерей качества. Например, вместо моего итальянского усилителя класса VOX стоял дешевый венгерский BEAG. Дегтярюк, ничуть не смущаясь, радостно заявил, что для приобретения всех необходимых для профессиональной игры «гаджетов» и «девайсов» всё, что я имел, было продано. Я был в шоке. До этого у нас было несколько неприятных случаев пропажи инструментов и аппаратуры. Так, когда Игорь только проявился на факультете, после одного из выступлений пропала гитара нашего «француза», который играл со мной и Женей Гужовым. После этого алжирец сразу же прекратил с нами всякие отношения. Тогда наша знакомая, побывав на домашней вечеринке Дегтярюка, клялась и божилась, что видела ту гитару. Но я не мог в это поверить – был уверен, что такие «упакованные» ребята, как Игорь, просто не способны на подобные поступки. Теперь Дегтярюк упирал на то, что я должен его понять и простить. Тем более, заявил он, «Второе дыхание» рассчитывает на мое активное участие в дальнейшем развитии группы. Понятно, что это не могло быть оправданием случившемуся. Меня никто ни о чем не предупредил, всё было сделано без моего ведома, и я был очень цинично поставлен перед фактом. Но последней каплей стало то, что Игорь вдруг совершенно безапелляционно заявил: «И даже не думай не согласиться, ты никому ничего не сможешь доказать. Какие инструменты, какая аппаратура? Если что – мы ничего не знаем». Когда я рассказал о случившемся друзьям, их негодованию не было предела. Чтобы восстановить справедливость, они предложили поехать в «Синюю птицу» и забрать всю «новую» аппаратуру «Второго дыхания». Что мы и сделали – перевезли всё в учебную радиотелестудию факультета. В «Синей птице» меня отлично знали и никто даже слова не сказал. Обнаружив пропажу, Игорь приехал ко мне в общежитие. Он уже не был так уверен в себе, ведь я тоже мог сказать: «О чем речь – ничего не знаю». Поэтому Дегтярюк был вынужден рассказать о своих настоящих планах. Оказалось, легендарное «Второе дыхание», которое имело все шансы стать первой группой, играющей не просто рок, но настоящий русский рок, завершало свое существование. И всего лишь из-за денег. Игорь получил предложение о музыкальном сопровождении выступлений Тамары Миансаровой. По его словам, здесь нашлось бы место и для меня. Если бы гениальное исполнение чужих композиций, скажем, Джими Хендрикса, трансформировалось бы в создание чего-то своего, я бы еще подумал. Но выступать «на подпевках» мне было совсем неинтересно. Конечно, деньги были важны, но не настолько. Заставить меня играть с Миансаровой Игорь не мог, поэтому ему пришлось дать расписку, в которой он обязывался выплатить мне деньги за проданные аппаратуру и инструменты. Несложно догадаться, что в результате наши отношения были испорчены окончательно и бесповоротно. Впрочем, жалеть было нечего – «Второе дыхание», которое ассоциировалось, пусть даже незаслуженно, с неким противостоянием любителей рока и системы, фактически было продано. Всё, что происходило потом, можно рассматривать лишь как безуспешную попытку вернуть былую славу.