Роберт Райт - Буддизм жжет! Ну вот же ясный путь к счастью! Нейропсихология медитации и просветления

И один из уроков как буддистской философии, так и современной психологии заключается в том, что ясное видение включает в себя постепенное избавление от страха и ненависти, а также преодоление гораздо более тонких искажений восприятия и познания, зачастую спрятанных в почти незаметных чувствах.

Такая ясность видения не должна вдруг внезапно озарить весь мир. Даже изолированные очаги мудрости и невозмутимости могут сыграть свою роль и подготовить почву для дальнейшего их распространения. Что касается глобального прогресса на пути к просветлению, то, как и личный прогресс, он может быть постепенным и благодаря неуклонному следованию самому пути в конечном итоге поддерживать сам себя.

Тем не менее мне кажется, что прогресс будет охватывать все больше людей. На самом деле я думаю, что в долгосрочной перспективе должна произойти революция в человеческом сознании. Я не уверен, как именно ее называть, возможно Метакогнитивной Революцией, раз уж она будет включать в себя шаг назад для более глубокого осознания того, как работает наш разум. Но на мой взгляд, название должно звучать достаточно драматично, чтобы будущие историки могли использовать его как ярлык для подобного преображения. Конечно, если в будущем будут историки: если их не будет, значит, общество так и не преобразилось!

В самом начале этой книги я назначил себя лабораторной крысой. Я сказал, что если уж такой человек, как я, смог получить пользу от медитации, то почти любой сможет. Особенно если учесть, что я совершенно не приспособлен к концентрации и спокойствию. Ну что ж, кто угодно может получить от медитации что-то полезное.

Но это еще не все. Вопрос, который я задал первоначально, заключался не только в том, смогу ли я получить достаточно пользы от медитации, чтобы каждый день к ней возвращаться, или даже не в том, смогу ли я в какой-то степени прояснить свое повседневное нравственное видение. Я также задавался вопросом о том, смогу ли я ответить на конкретный нравственный вызов, который во многом мотивировал меня написать эту книгу: преодоление или по крайней мере разрушение племенной психологии. Как я уже отмечал, в этом плане я особенно ценный материал, потому что (со всем должным смирением) весьма усложняю поставленную задачу.

Достаточно странно, что во мне самом так сильна племенная психология. У меня нет самых сильных и опасных ее проявлений: этнических, религиозных или национальных. Возможно, поэтому я трачу так много эмоциональной энергии на племенные границы, определенные мнениями: почему я так сильно идентифицирую себя с людьми, которые со мной соглашаются, и могу очень нелестно пройтись по тем, кто не согласен со мной? И все усиливается в два или три раза, когда наши разногласия касаются идеологии или политики, которая должна или не должна претворяться в жизнь.

И смех, и грех: ничто так сильно не вызывает во мне племенную враждебность, как люди, которые поддерживают политику, на мой взгляд, исповедующую племенную враждебность. Например, я считаю, что большинство американских военных операций в последние годы были ошибочными и явились примером чрезмерно сильной реакции на угрозы. Люди, которые поддерживают эти решения, страшно меня бесят. И я хочу, чтобы они продолжали бесить меня. Не хотелось бы мне так долго идти к нирване, чтобы в конечном итоге лишиться своего боевого духа. Если полное просветление означает, что ты перестаешь выносить ценностные суждения и настаивать на переменах, значит, это не для меня[30]. Но поверьте мне на слово: по крайней мере мне такая степень просветления точно не грозит. Вопрос заключается в том, смогу ли я пройти по этому пути достаточно далеко для того, чтобы вести свою идеологическую борьбу с подобными людьми со всей мудростью, а значит, смотреть на них более объективно и в определенном смысле более великодушно, чем я привык. Ответ следующий: я думаю, что медитация как минимум помогла мне приблизиться к достижению этой цели. Но это все еще тяжело. Когда я призываю людей к Метакогнитивной Революции путем преодоления собственных предубеждений, поддерживающих трайбализм, я не могу привести себя в качестве одного из самых убедительных примеров для подражания.

Еще я не утверждаю, что у меня есть пошаговый план революции. Я говорю более абстрактно: было бы по меньшей мере трагично после миллиардов лет напряженных усилий со стороны органической жизни, усилий, которые привели нас к моменту возможного создания глобального разумного сообщества, позволить искажениям восприятия, заложенным в нас природой, все испортить. Еще более трагичным подобный исход был бы в свете того, что наукой уже подтверждено существование таких искажений, и у нас есть способы их исправления, включая медитативную практику и не только ее.

Вот к чему я веду: в нас есть все средства для того, чтобы спасти планету.

Так вот, о спасении. В своих догадках о том, почему я плакал на медитационном ретрите, я не упоминал одну, возможно, важную вещь: меня воспитывали в религиозной традиции южного баптизма. В подростковом возрасте я стал отдаляться от церкви; началось это после того, как я сопоставил взгляды на происхождение человека, отраженные в теории естественного отбора и в Книге Бытия. Я никогда не испытывал отчаянного желания заменить чем-то мою христианскую веру, но, подозреваю, ее потеря оставила внутри меня некий вакуум, который, возможно, и стал причиной интереса к разного рода духовным вопросам. Той летней ночью в Барре я, возможно, не просто ощутил себя так, словно поднялся на вершину горы. Возможно, я карабкался на эту вершину с юности, с тех пор, как оставил свое родное духовное племя. В любом случае не будет преувеличением сказать, что в ту ночь я испытал чувство спасения, возможно, столь же мощное, как чувство, побудившее меня в девять или десять лет выйти к церковному алтарю и принять Иисуса Христа как своего спасителя.

Мой уход из христианства не был столь горьким, каким мог бы. Я никогда не чувствовал, чтобы вера нанесла мне какой-либо вред. Если подумать, то взросление «под присмотром» бдительного и строгого Господа, возможно, может объяснить мое острое и порой болезненное внимание к собственным недостаткам. Возможно, некое остаточное ощущение греховности привело меня к том у, чтобы начать исследовать буддистскую медитацию. Может быть, именно в нем кроется причина ощущения спасения той летней ночью. Это было бы разумным объяснением: и буддизм, и христианство исповедуют, что при рождении мы наследуем своего рода нравственное заблуждение, избавление от которого входит в обязательные условия дальнейшей игры.

Так или иначе, я никогда не считал годы, прожитые в христианской вере, потраченными на грубое и авторитарное промывание мозгов. Я все еще люблю баптистские псалмы, особенно «Таков, как есть», который часто исполняют в конце службы, приглашая к причастию. Посыл этой песни очень прост: даже если ты далек от совершенства, ты все равно заслуживаешь спасения.