Роберт Райт - Буддизм жжет! Ну вот же ясный путь к счастью! Нейропсихология медитации и просветления

Мое самое живое воспоминание о воскресной школе очень хорошее: как мы поем «Иисус всех детишек любит, красных и желтых, черных и белых, все они в его глазах прелестны, Иисус всех детишек любит». Может быть, я очень избирательно помню христианские постулаты, но переход от Иисуса к Будде в чем-то кажется мне достаточно естественным. «Общество медитации прозрения», где мой разум впервые предстал передо мной той летней ночью, только усилило ощущение преемственности.

Перед тем как здание из красного кирпича, в котором «Общество» располагается сегодня, приобрели Голдстейн, Зальцберг и Корнфилд, в нем был новициат – школа католических священников. По обе стороны коридора, ведущего от гардероба к комнате медитаций, есть витражи с изображениями Иисуса: на одном Тайная Вечеря, а на другом Христос сосредоточенно молится, скорее всего, незадолго до распятия. Каждый раз, когда я иду в комнату для медитаций, а я делал это уже тысячу раз, то смотрю на эти изображения Иисуса. Они практически всегда воодушевляют меня. Что неудивительно, ведь Иисус говорил о том, что наше восприятие мира искажено и что нам следует сначала самим научиться видеть ясно, а затем уже жаловаться на других людей. «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» [106]. Аминь.

Я не называю себя буддистом, потому что в традиционном буддизме множество граней – как веры, так и окружающих ее ритуалов, – которые я не воспринимаю. Я не верю в реинкарнацию или карму, я не преклоняюсь перед статуей Будды, входя в комнату для медитаций, и уж тем более не молюсь ему или любым другим буддистским божествам. Назвать себя буддистом, мне кажется, было бы в моих обстоятельствах неуважением по отношению к множеству буддистов в Азии и по всему миру, которые унаследовали и поддерживают богатые и красивые религиозные традиции.

Однако, с учетом моей личной истории, все же будет справедливым спросить, является ли моя собственная приверженность медитации с учетом философского подтекста своего рода религией? Является ли буддизм для меня тем, чем для моих родителей было христианство, пусть я и оставил в стороне его сверхъестественные постулаты, да и весьма избирательно принял натуралистические?

Ответить на этот вопрос мы могли бы попросить человека вроде Уильяма Джеймса, который более чем сто лет назад в книге «Многообразие религиозного опыта» попытался найти общие точки во всех видах религиозного опыта, будь то западные или восточные практики. Джеймс утверждал, что в самом широком смысле религию можно воспринимать как «веру в существование невидимого порядка вещей и в то, что наше высшее благо состоит в гармоническом приспособлении к нему нашего существа» [107].

Даже натуралистический, «светский» буддизм, на мой взгляд, несет в себе некий «невидимый порядок». По мере просветления обнаруживается, что в основе, казалось бы, разрозненной реальности лежит преемственность и целая сеть взаимосвязей. Кто-то называет такое положение дел пустотой, кто-то – единством, но все согласны, что в итоге реальность выглядит куда более связной, чем до того, как они смогли увидеть полную картину.

И то, что Джеймс назвал нашим «высшим благом», действительно берет свое начало в гармоничном приспособлении к обычно невидимому порядку, независимо от того, в чем, на ваш взгляд, заключается высшее благо: в счастье или в нравственности. Конечно, это следование порядку, подстройка самих себя под него означает, что мы начинаем ставить себя не так высоко относительно остального мира – по крайней мере ниже, чем прежде. Действительно, частью этого «невидимого порядка» является размытость собственных границ и определенное растворение личности, ведь мы начинаем иначе воспринимать преемственность того, что внутри нас, и того, что снаружи.

Есть в буддистском учении и другой тип невидимого порядка. Помните, один из основных постулатов буддизма заключается в том, что видеть метафизическую истину – видеть, как все обстоит на самом деле, снаружи и внутри, а значит, видеть преемственность между двумя этими областями, – в определенном смысле означает видеть нравственную истину и равенство нашего благополучия и благополучия других. Другими словами, существует своего рода структурная параллель между метафизической и нравственной истинами. И это – тоже определенный порядок, который остается невидимым для нас, пока мы не совершаем практики, через которые он проявляется.

Нам не стоит воспринимать такой невидимый порядок как должное. Представьте себе Вселенную, в которой нет такой параллели: Вселенную, где видение метафизической истины никак не влияет на ваше отношение к окружающим или даже подталкивает вас к том у, чтобы относиться к ним хуже. Но по буддизму – даже по западной, более светской его версии, которая обычно считается недостаточно религиозной, – мы живем во Вселенной, где метафизическая истина помогает видеть нравственную истину. Это единство лежит в основе просветления.

Но не стоит забывать и о нашем собственном благополучии. Счастье – уничтожение или хотя бы уменьшение страданий, неудовлетворенности, дуккха – часто совпадает с видением метафизической истины и соответствующим ему восприятием истины нравственной. Вот вам третья параллель в нашей Вселенной, которой могло бы и не быть.

Только подумайте, как было бы здорово, если бы мир был устроен столь замечательным образом: путь, на который вы встаете, чтобы освободиться от страданий, позволяет вам, при определенном усердии, не только обрести счастье, но и ясно увидеть как метафизическую, так и нравственную истину. А буддисты утверждают, что именно так мир и устроен, и тому есть существенные доказательства.

В буддистском учении подобная тройная параллель – метафизической истины, нравственной истины и счастья – воплощается в весьма содержательном слове, лежащем в основе всех буддистских практик: дхарма. Чаще всего дхарма переводится как «учение Будды». В общем-то, это верно, однако само слово также обозначает ключевые истины, проповедуемые буддистским учением. Таким образом, дхарма – это реальность, лежащая за пределами наших заблуждений и, если уж на то пошло, то, из этих заблуждений рождаются наши страдания, – и то, как все это вместе влияет на наше поведение. Другими словами, дхарма одновременно вмещает в себя истину о том, как устроен этот мир, и истину о том, как вести себя в свете такого мироустройства. Описание и предписание. Истина и путь к ней.

И поскольку Будда предписывает не только освобождение от страданий, но и правильное поведение, у слова «дхарма» есть и особое нравственное толкование. Действительно, дхарму можно воспринимать и как некий естественный закон, который соблюдается Вселенной, и как нравственный, который мы сами стремимся соблюдать.