Галина Жукова - Управление под микроскопом

— Надо добавлять «герр лейтенант», когда разговариваешь со мною!

— Слушаюсь, герр лейтенант. Я имел в виду воздух, герр лейтенант. Только воздух, герр лейтенант!..

Солдаты, оставив свои карабины, с интересом следили за разговором. Вальдер снял с огня мясные консервы, причем обжег себе руку, и это еще больше разозлило его.

— Вы что смеетесь? — крикнул он, прикладывая обожженный палец к дулу холодного пистолета, чтобы унять боль. — Я отлично понимаю ваши намеки! Вместо того чтобы разить врага во имя великой Германии, вы бросили оружие, а теперь радуетесь гибели одного из лучших солдат моего взвода! Да знаете ли вы, что Вилли Брамайер с тридцать пятого года состоял в железных колоннах нашей партии; он всегда был образцом верности делу фюрера… Не раздевайтесь! Сейчас я в наказание привяжу вас на два… нет, на четыре часа к позорному столбу!.. Пойдемте!

— Слушаюсь, герр лейтенант!..

Они вышли, и лейтенант Вальдер собственноручно привязал Пауля Нишеца к телеграфному столбу. Около этого столба, вкопанного на вершине горы, и стоял Нишец. Отсюда было далеко видно, и он видел все…

Он видел, как из-под черного крутого берега показалась сначала мачта, а потом и весь борт советского катера; он слышал даже слова русской команды и лязг орудийных замков; он видел лица матросов и видел, как развеваются на них длинные парусиновые рубахи, — все-все, что только можно было видеть, Пауль Нишец видел…

Наконец, он увидел и то, как под ударами снарядов развалились ворота батопорта, и скоро на том месте, где стояла подлодка, только плавали доски, да какой-то сварщик все пытался влезть на гладкую стену дока.

«Вот дурак!» — подумал ефрейтор и, забыв про веревку, опутавшую его, весело рассмеялся.

Если бы случилось такое с Нишецем, он не стал бы хвататься за стенку — он поплыл бы вон в тот конец дока, где болтается размочаленный осколками трапик. Ничего, как-нибудь выбрался бы. А потом побежал бы что есть духу, и не туда, за штабель дров, куда спрятались все, а вон куда… далеко. Там лежит гранитный валун, который не пробьет никакой снаряд. Вот ефрейтор спрятался бы за этим камнем и, может быть, даже закурил бы… А почему не закурить, если нет опасности?

О, ефрейтор Нишец — умный ефрейтор!

…»

ФРАГМЕНТ 2

Краткая предыстория. Наш патрульный катер ходил на разведку в немецкий порт. Когда шли рядом с берегом, услышали пьяного немца, которого тошнило. Боцман Чугунов вызвался притащить этого пьяного немца на борт. С чем и справился с легкостью.

Немец оказался офицером, имевшим очень важные сведения.

«…Прощаясь с командиром МО-216, контр-адмирал приказал ему составить документацию на представление боцмана Чугунова к награде орденом Отечественной войны. Когда старшина узнал об этом, он вдруг неожиданно затосковал и до самого отбоя ходил за командиром по пятам, жалуясь:

— Товарищ командир, а, товарищ командир!.. Неудобно вроде перед людьми получается. Другой солдат, прежде чем медаль получить, так семь потов и кровей прольет, а мне на пьяного дурака повезло, и — орден!.. Как же это? Да меня в кубрике ребята засмеют…

Чугунов понял, что награждение все-таки состоится, и перевернул на своем бушлате пуговицы якорными лапами вверх, что означало: недоволен начальством.…»

На сегодня все.

До следующего выпуска.

Добрый день, уважаемый читатель!

Давно не делала выпусков этой рассылки, увлеклась другими проектами — приношу свои извинения.

Начну исправляться.

Сначала кратко пару новостей.

1. Создала блог о переговорах — peregovorshiki.ru

Уже успела разместить в нем довольно много интересных материалов. Заходите!

2. Создала новую рассылку — «Переговоры под микроскопом». Хочу более точно развести два потока информации — о переговорах и об управлении. Все о переговорах буду направлять в новую рассылку «Переговоры под микроскопом».

А все об управлении (как правильно играть роль руководителя) — в рассылку «Управление под микроскопом» (правда, на другом сервисе).

Подписаться на рассылку «Переговоры под микроскопом» можно здесь <>

А теперь — о том, как люди принимают решения.

Недавно я впервые побывала в Израиле.

Побывала в компании со знающими людьми — мы изъездили полстраны вдоль и поперек, знакомились с историей, экономикой, вечерами обсуждали увиденное и углублялись в ту или иную тему.

Поездка получилась очень познавательная, и расширила мою картину мира в разных направлениях.

Конечно, мне захотелось купить какие-нибудь такие книги в Израиле, которые вряд ли я куплю в Москве. Хотя, наверное, сегодня это уже маловероятно.

Так или иначе, я привезла с собой «Историю государства Израиль» и роман Амоса Оза «Повесь о любви и тьме».

Вторую книгу сейчас читаю иногда — и один эпизод мне показался интересным настолько, что хочется им поделиться.

Этот фрагмент, на мой взгляд, о механизме принятия решений людьми (любой национальности, разумеется))) — только одни люди принимают во внимание большее количество факторов, другие — меньшее.

И если человек колеблется, принимая решение — может быть, попробовать его расспросить: что он думает, какие аргументы взвешивает и как их оценивает?

Это может быть ОЧЕНЬ интересно!

Просто надо научиться задавать правильные вопросы — и создать атмосферу доверия, чтобы отвечать было безопасно.

Представляете, какие глубины (в том числе этического плана) могут скрываться даже за такими простыми вещами, как приобретение сыра!

А если взять более сложные решения?

Что может быть увлекательнее, чем процесс понимания другого человека?!

По крайней мере, для хорошего переговорщика это должно быть интересным процессом.

Итак, фрагмент из книги Амоса Оза «Повесть о любви и тьме»:

«…И в романах Толстого и Достоевского, о которых все беспрестанно спорили, герои тоже жили без оглядки и умирали от любви. Или во имя возвышенного идеала. Или от чахотки, либо от разрыва сердца. Вот и те загорелые пионеры-первопроходцы, обосновавшиеся где-то на галилейских холмах, они тоже живут без оглядки и расчета. В нашем квартале никто не умер ни от чахотки, ни от безответной любви, ни от идеализма. Все жили с оглядкой, не только мои родители. Все. Был у нас железный закон: не покупать ничего импортного, если только можно приобрести товар местного производства. Но, придя в бакалейную лавку господина Остера, что на углу улиц Овадии и Амоса, необходимо было все-таки выбрать между сыром кибуцным, сыром, произведенным компанией «Тнува», и арабским. Является ли арабский сыр из соседствующей с Иерусалимом деревней Лифта продукцией зарубежной? Сложно. Правда, арабский сыр был чуть-чуть дешевле. Но, покупая арабский сыр, не предаешь ли ты в какой-то мере сионизм: где-то там, в кибуце или мошаве, в Изреельской долине или в горах Галилеи, сидела девушка, одна из тех самых пионеров-первопроходцев, которые так тяжко работают, и, быть может, со слезами на глазах приготовила и упаковала для нас этот еврейский сыр — как же сможем мы повернуться к ней спиной и купить не наш сыр? Разве не дрогнет рука? С другой стороны, если мы объявим бойкот продукции наших соседей-арабов, то собственными руками углубим и увековечим вражду между двумя народами, и если вдруг, не приведи господь, прольется кровь, она будет и на нашей совести. Разве арабский феллах, этот скромный простой труженик полей, чья чистая душа не отравлена пока миазмами большого города, разве этот феллах — не смуглый брат простого и благородного мужика из рассказов Толстого! Неужели мы ожесточимся и отвернемся от его деревенского сыра? Неужели окаменеют наши сердца, и мы накажем его? За что? За то, что гнусная Британия и продажные арабские землевладельцы-эфенди науськивают этого феллаха против нас, против того, что мы создаем здесь? Нет. На этот раз мы определенно купим сыр из арабской деревни, который, между прочим, чуточку вкуснее, чем сыры «Тнувы», да и стоит немного дешевле. Но все-таки — кто знает, достаточно ли у них там чисто? Кто знает, как они там доят? Что будет, если выяснится — увы, с опозданием, — что в их сыре полно микробов?