Юлия Юшкова-Борисова - Расслабьтесь, у вас рак!

(Материалы ФГ, Московская область, 2013).

«Мы еще сами к этому не привыкли. Мы думаем, что сейчас мы вымоем полы, все перестираем и пойдем. Обычно так бывает».

(Материалы ФГ, Московская область, 2013).

«По личным ощущениям сказать сложно, поскольку первый курс переносится проще всего. Делается он в больнице, ты лежишь на своей мягкой кровати, смотришь телевизор и тебе капают химию, болтаешь с соседками — все прекрасно и замечательно. После прокапывания я встала и чувствовала себя нормально. На следующий день была слабость и депрессия, на третий день все было нормально. После второго курса, третьего и четвертого период слабости и плохого самочувствия начинает увеличиваться».

(Материалы ФГ, Москва, 2013).

Отсутствие груди — не болезнь, это точно, если грудь потеряна в здоровом состоянии. Например, мифы рассказывают, что амазонки выжигали или отрезали себе правую грудь, чтобы она не мешала им стрелять из лука и были совершенно здоровы после этой операции. Потому что они были здоровы до нее. Системные же заболевания типа онкологических, остаются таковыми, даже если опухоль вырезана вместе с пораженным органом. Химиотерапия ухудшает общее состояние организма, хотя и разрушает опухоль. Операция тоже не добавляет сил. И считать людей, переживающих системные процессы, которые приостанавливаются современным лечением, но редко исчезают полностью, здоровыми, на мой взгляд, негуманно.

Но тогда кем же их считать?

Женщины в диспансерах очень хотели жить и хотели быть здоровыми. Они говорили о бюстгальтерах, которые скрадывают потерю груди, о грудных имплантах, которые бы «вернули как было», они думали о будущем и о том, как они нужны своей семье. Они не хотели, чтобы их воспринимали как тяжелобольных. Они не хотели считать себя больными! Но они просили помощи. Им очень нужна была помощь и самая разная. Им не хватало информации о болезни, о том, как она может протекать, помощи психолога, общения с врачом, контроля их состояния методом обследований, бесплатных и качественных лекарств, помощи в физической реабилитации и приобретении протезов.

Частично они эту помощь получали. Именно поэтому они так стремились получить инвалидность, потому что она расширяла возможности для получения бесплатной помощи. В большей степени это касалось лекарств. Те женщины, для которых сумма в пять-семь тысяч рублей в месяц на лекарства (в ценах 2013 года) была не слишком большой, не так стремились к оформлению инвалидности.

Однако, как я уже писала, онкологических больных, по моему рассуждению, будет все больше. И чем лучше будет лечение, чем дольше они будут жить после него, тем больше их будет в общей массе населения. Пока что все разворачивается таким образом, что большая масса людей после лечения будет жить, но не будет здорова. И больных всеми остальными системными заболеваниями — сосудистыми, иммунными, обмена веществ — также больше, по тем же самым причинам. Например, снять острое инсультное или инфарктное состояние методом стентирования сосудов возможно, но побороть склонность организма к атеросклерозу гораздо сложнее. Если и удается, то только благодаря чрезвычайно большим усилиям самого больного, полным изменением им своего образа жизни и мысли, жесточайшей диетой, системой физических упражнений, очень качественными препаратами, климатолечением и прочими дорогими воздействиями. То есть вложением больших усилий и больших денег в одного человека. Во всех остальных случаях человек остается больным атеросклерозом и ишемией.

«За границей женщина послеоперационная с раком молочной железы стоит сто тысяч долларов в год. А у нас и двадцать тысяч не дают. Нужно снимать побочку, нужно снимать тошноту, надо снимать сухость, надо снимать артриты — у всех ноги болят, даже у молодых. Ладно, я-то старая, я хоть пожила, но у нас сейчас много девочек молодых после родов. Они остаются с грудными детьми, от них уходят мужья, и они остаются без денег, больные и без лекарств. Если не дают послеоперационное лечение, зачем тогда строить онкоцентры и делать операции? Зачем мучать людей? Все делается для того, чтобы человек уходил быстро. Они ровняются по оперативному лечению на заграницу, делают органосберегающие операции. Но так как послеоперационного лечения нет, люди очень быстро умирают. Я понимаю, почему это делается. Если сделать операцию в полном объеме, то человек останется жить, но будет инвалидом. А им это не выгодно — пусть помирает…»

(Материалы ФГ, Московская область, 2013).

Так сколько же будет у нас людей, выживших благодаря операциям, и какой объем финансирования нужен для того, чтобы они могли жить и дальше?

Ответ: много и очень большой.

Следующий вопрос: где можно взять эти деньги? Первые ответы, приходящие на ум, обычно те, что «лежат с краю» — нефтяные компании и олигархи. Потом взор переходит на силовиков и военных. Лекарства вместо бомб. А потом мысль упирается в тупик. Попробуй отбери… Поэтому второй ответ — «негде».

Это плохой ответ. Надо подумать еще раз.

Для начала я предлагаю представить, что все-таки нам удалось раскрутить толстосумов и деньги в систему здравоохранения потекли рекой. Но тогда за них придется бороться внутри самой системы.

Почему больным, а не врачам?

И почему именно тяжелым больным, а не находящимся в начале болезни?

Почему на лечение, а не на профилактику?

Почему не беременным женщинам и маленьким детям?

Почему не женщинам, которые собираются завести детей, чтобы они родили их здоровыми?

То есть, простым накачиванием системы деньгами мы изначально снимем остроту проблемы, а потом перед нами встанут проблемы нового уровня, еще более сложные, морально-нравственные.

Если новые технологические открытия, а высокотехнологическое лечение именно их результат, поменяли структуру общества, то надо менять и общественные отношения. Другого способа нет.

Наши общественные установки не отвечают складывающейся общественной структуре. Они еще из прошлого времени, когда на одного больного приходилось семь здоровых людей, а на одного неработающего пять трудящихся.

Эти времена прошли и вернутся не скоро.

На нас движется общество, половина которого больна, а две трети не работают.

Все плохо? И да, и нет. Плохо, если мы продолжим придерживаться жизненных правил, по которым живем сейчас, и не все так уж страшно, если мы их поменяем. Если не сделаем этого, то возможны тяжелые социальные конфликты, вплоть до кровавых. Сложно сказать, какими именно они будут, но кому уже сейчас не приходилось наблюдать в общественном транспорте отчаянные и злобные ссоры между людьми пожилого возраста и молодыми, не желающими уступать им место? Разве что тем, кто не ездит в общественном транспорте. Не верите? Наберите в поисковике «бабки в автобусе»… Кто еще не читал в сети жарких дискуссий по поводу того, за чей счет нужно устанавливаться пандусы в подъездах для инвалидов?