Александр Куделин - Гипноз. Практическое руководство

Создание замешательства . Замешательство можно создать двумя путями: либо прерывая тот или иной стереотип, либо его перегружая. Прерывание стереотипа — это быстрое (кратковременное) нарушение шаблона поведения, которое вызывает у человека достаточную степень замешательства, необходимую для наведения, транса. С другой стороны, перегрузку стереотипа лучше всего осуществлять во время наведения транса, так как перегрузка требует более длительного воздействия, чем прерывание. Естественным откликом на правильно примененный метод создания замешательства будут растерянность и неуверенность.

Если вы применяете метод создания замешательства, то вам необходимо действовать последовательно и осмысленно, т. е. продолжать в том лее духе — усилить замешательство. Это крайне важно, потому что именно этим метод создания замешательства существенно отличается от случаев, когда замешательство вызвано непреднамеренно.

Утилизация замешательства. Как только замешательство достигнет своего апогея, необходимо его использовать (утилизировать), иначе неиспользованное замешательство рано или поздно приведет к обратному результату: потребность в уверенности и ясности возьмет верх, и раппорт нарушится. Если на пике замешательства произнести несложное и мягкое внушение, человек примет это внушение: стремясь уменьшить замешательство, он прибегнет к простому способу — погрузится в транс.

Приемы прерывания

— намеренные смысловые несуразности;

— нарушения синтаксиса;

— торможение двигательных проявлений (у клиента или гипнотизера);

— прерывание сигналов доступа;

— наведение рукопожатием;

— полярные игры.

Смысловые несуразности

В первую очередь хотелось бы отметить, что смысловые несуразности необходимо произносить многозначительно и с таким видом, словно это вполне осмысленное и даже очень важное высказывание. Таким образом, вы достигаете того, что слушатель будет тщетно искать «подлинный смысл» вашего высказывания, которого, честно говоря, и нет. Важно помнить, что это особенно справедливо тогда, когда слушатель относится к вам с уважением и предполагает, что вы говорите вполне разумные и серьезные вещи, например, в случае взаимоотношений между гипнотизером и клиентом. Любое словесное высказывание обычно истолковывается с учетом предшествовавших ему высказываний, а также невербальных проявлений; если же вы произносите высказывание, которое не имеет никакого отношения к установившемуся контексту, которое не вытекает из него, то данное высказывание является смысловой несуразностью. Услышав несуразность, слушатель приходит в недоумение и замешательство, а потому пытается сообразить, что должна означать эта чертовщина. Если несуразность говорится многозначительно и с уверенностью, то ее «смысл» можно искать очень долго, но чем дольше человек пытается найти какой-то смысл, тем, больше усиливается его растерянность.

Хорошей иллюстрацией эффективности такого естественного приема служит приведенное Эриксоном описание того, как он впервые обнаружил действие намеренной несуразности:

«Однажды, когда был ветреный день, я шел на семинар по гипнозу, который вел Кларк Гулл в Висконсинском университете в 1923 году, где я должен был делать доклад о своей экспериментальной работе, я лицом к лицу столкнулся с мужчиной, огибающим угол здания. Он столкнулся со мной в тот момент, когда я боролся с очередным порывом ветра. Прежде чем он набрал в легкие воздух, чтобы мне что-то сказать, я демонстративно внимательно взглянул на часы и вежливо, как будто он уже спрашивал меня о времени, сказал: «Сейчас ровно десять минут третьего», хотя фактически стрелка часов приближалась к четырем часам, и спокойно пошел дальше. Пройдя полквартала, я оглянулся и увидел, что он все еще стоит и смотрит на меня в явном замешательстве и недоумении.

Я продолжил свой путь, размышляя об этой неожиданной ситуации, и вспомнил другие подобные случаи. В частности, я вспомнил случай, когда мой товарищ по лабораторной по физике сказал своим приятелям, что он собирается выполнить вторую (и более интересную) часть будущего опыта, а меня собирается заставить выполнить первую (и более обременительную) часть этой лабораторной работы. Я узнал об этом и, когда мы собрали наш материал и аппаратуру для опыта и разделили все это на две кучки, я сказал ему в критический момент спокойно, но очень выразительно: «Та ласточка действительно полетела направо, потом неожиданно повернула налево, а затем взлетела вверх, и сейчас я просто не знаю, что случилось потом». Когда он непонимающе взглянул на меня, я взял оборудование для второй части опыта и занялся работой, и он, будучи в замешательстве, просто последовал моему примеру и принялся за работу с оборудованием для первой части эксперимента. Только в самом конце работы он прервал молчание и спросил: «Как случилось, что я выполняю эту часть работы?» На это я ответил просто; «Да так уж само собой получилось».

Такого сорта вещи в определенных ситуациях представляют собой форму юмора, как в детской загадке: «Две утки впереди одной утки, две утки позади одной утки, две утки, в середине утка. Сколько всего уток?» Даже те из моих товарищей по играм, которым я задавал эту загадку, и кто знал, что ответ — три утки, чувствовали себя безнадежно запутанными, когда я к этой фразе добавлял такую фразу: «Конечно, вы должны помнить, что некоторые из них летят быстрее», поскольку существует тенденция согласовывать дополнительные замечания с самой задачей».

Милтон Эриксон, «Мой голос останется с вами..»

Эриксон считал, что для создания замешательства, необходимо эффективно использовать несообразности, которые проявляются в ситуациях, где существуют межличностные отношения, требующие совместного участия и опыта какого-то рода, каждая из которых, взятая вне контекста, может показаться убедительной и естественной, но при употреблении их в общем контексте они сбивают с толку, запутывают и постепенно приводят человека к серьезному желанию и необходимости получить легко понимаемую ими информацию. Стивен Гиллиген так описывает случай, произошедший с ним:

«Когда я познакомился с Эриксоном, его способность использовать этот случайно найденный прием для целей гипноза и терапии была уже почти доведена до совершенства. Я твердо намеревался осмыслить и усвоить все, что делал Эриксон, и довольно наивно полагал, что единственный путь к этому — пытаться рационально анализировать все происходящее. Понемногу я пришел к самодовольному, но ошибочному мнению, что поскольку Эриксон — «мастер метафор», любая из множества историй, которые он рассказывает, «действительно» описывает текущие действия кого-то из тех, кто находится в комнате и слушает эту историю. Поэтому я построил в своем воображении «машину для перевода метафор», с помощью которой мог бы внимательно слушать историю и немедленно «отгадывать», про кого из присутствующих в ней «на самом деле» говорится.