Мануш Зомороди - Разреши себе скучать [Неожиданный источник продуктивности и новых идей] [litres]

«Я даю людям возможность просто посидеть в тишине, общаясь со мной на глубинном уровне, но невербально. Я почти ничего не делала, но они получили мощный духовный заряд сродни религиозному. Искусство утратило эту силу, но на какое-то время МоМА превратился в Лурд» [47] Лурд – город во Франции, в департаменте Верхние Пиренеи. Один из наиболее крупных в Европе центров паломничества. По мнению Католической церкви, в 1858 году в одной из пещер в окрестностях Лурда четырнадцатилетней местной жительнице явилась Дева Мария. Прим. перев. .

Абрамович всю жизнь исследует пределы своих – и чужих – физических и психических возможностей, пытаясь увидеть, как далеко можно зайти в своем стремлении прикоснуться к человечеству со всеми его достоинствами и пороками. По сути, ее цель в том, чтобы заставить себя и аудиторию находиться «здесь и сейчас». Многие из ее начинаний – как тот же «Метод Абрамович», серия упражнений, включающих обычную медленную ходьбу по комнате, – направлены на противодействие «стремительному темпу повседневной жизни».

В представлении «Гольдберг», созданном Абрамович в 2015 году, пианист Игорь Левит исполняет Гольдберг-вариации Баха в огромном пещерном пространстве New York Armory [48] Park Avenue Armory – некоммерческое учреждение, которое занимается делами культуры и расположено в историческом здании Седьмого оружейного полка на Парк-авеню в Нью-Йорке. Прим. ред. . Это не только концерт, но и упражнение по ограничению современных отвлекающих факторов – в самой жесткой форме. Каждый вечер на протяжении почти двух недель перед началом представления зрители оставляли в индивидуальных запирающихся шкафчиках свои часы, сотовые телефоны, компьютеры и любые электронные устройства. После чего проходили в помещение оружейной, где устраивались полулежа на накрытых белой тканью шезлонгах, расставленных полукругом возле сцены. К каждому шезлонгу прилагалась пара шумоподавляющих наушников. По сигналу гонга зрители надевали наушники и в течение следующих тридцати минут пребывали в полной тишине, при полном отсутствии действия. Никаких отвлекающих факторов – только приглушенный свет и совершенно незнакомые люди вокруг. (Звук собственного дыхания в этих условиях кажется оглушительным, как при первом погружении в скуба-дайвинге, и возникает легкий приступ клаустрофобии.)

«Конечно, я ожидала, что первые 15 минут будут адом для большей части аудитории, потому что люди на самом деле не привыкли находиться наедине с собой, – рассказывала мне Абрамович во время этой постановки. – Надев наушники, вы даже слышите собственное сердцебиение. Вы как никогда ощущаете себя и свое тело. Но спустя 10–15 минут ваше дыхание вдруг замедляется. Мысли успокаиваются. Вы начинаете понимать преимущества этого состояния. Но вы должны пережить те ужасные 15 минут, чтобы подойти к следующей части».

Тишина помогает аудитории подготовиться морально, физически и духовно к восприятию «Гольдберга» вместо привычной спешки, когда вы мчитесь на концерт на такси или метро, впопыхах отвечаете на телефонный звонок прямо перед входом в зал, лихорадочно проверяете Twitter, пока не погас свет. Как отмечает Абрамович, обычно «люди не готовы что-либо слушать».

За несколько месяцев до постановки «Гольдберга» Марина прочитала статью в The New York Times о том, как на концерте из произведений Малера зрители в зале строчили эсэмэски, разговаривали друг с другом и даже ухом не вели, когда звонили их телефоны. Абрамович была в ужасе. «Если Игорю хватает дисциплины, чтобы выучить наизусть “Вариации Гольдберга”, эти 86 минут музыки, и сыграть их самым волшебным образом, мы должны проявить дисциплину в знак преклонения перед его трудом».

Однако, помимо уважения к музыканту, художницей двигало желание подарить публике «совершенно новый опыт», проникающий глубже, чем виртуозная игра Левита. Как отозвался о «Гольдберге» музыкальный критик Закари Вульф в статье для The New York Times, перформанс поставлен мастерски, «но я все время возвращался к той роскошной получасовой прелюдии тишины. Никогда раньше я не думал, что тишиной можно торговать».

Мир, в котором мы живем, по сути, постоянный отвлекающий фактор, утверждает Абрамович. В нем все труднее сохранять терпение, необходимое для общения с самим собой. Возвращаясь к тому моменту, когда зрителям пришлось расстаться с часами и телефонами, Абрамович замечает: «Вы думаете, что вы отключены. Но вопрос в том, от чего отключены? На самом деле вы отключены от себя, когда вооружены всеми этими электронными штучками».

Для Абрамович, которая идет навстречу миру с «полностью открытым сердцем и любопытством», «единственный способ выжить – это возвращение к простоте».

Возможно, мне не хватило драматизма Абрамович, чтобы выразить те же идеи (в искусстве драмы ей вообще нет равных). Но ведь проект «Разреши себе скучать» как раз об этом. Мы помогаем людям освободиться от инструментов, поставляющих море информации, чтобы вернуть в свою жизнь хоть немного простоты и удивления. А последние, в свою очередь, подарят нам творчество, проницательность и спокойствие.

Приглушив звучание девайсов в нашей жизни, мы делаем лишь первый шаг. Светлана Алексиевич при вручении ей Нобелевской премии по литературе философски заметила: «Свобода – это не быстрый праздник, как мы когда-то мечтали. Это путь, долгий путь». И хотя героическая белорусская писательница говорила о судьбах человечества в эпоху падения тоталитарных режимов, а вовсе не о том, что делать с собой после удаления Candy Crush из смартфона, параллель все-таки прослеживается – и она не такая уж поверхностная, как может показаться.

Впуская в свою жизнь скуку, мы должны решить, как распорядиться своим временем. И, чтобы не впадать в крайности, загружая день под завязку или, наоборот, маясь от безделья, надо набраться смелости и сказать «нет» культу занятости. Как Абрамович бросила вызов аудитории «Гольдберга», мы должны задаться вопросом: что мы боимся обнаружить, когда отпускаем мысли на волю и воссоединяемся с собой? Легче сказать, чем сделать; однако конкретные инструменты, как те же методологии Абрамович, могут стать нашими верными помощниками.

Но мы не авангардные художники и не влиятельные меценаты, которые могут себе позволить приобрести билеты на мероприятие вроде «Гольдберга». Какие инструменты доступны нам, простым смертным? Да хотя бы активное наблюдение за окружающим миром, о котором мы говорили в предыдущей главе. Футурист Рита Кинг, описывая «нерукотворные мелочи» в главе 7, считает процесс наблюдения основой своего творчества. Кинг платят за то, чтобы она придумывала правдоподобные, но в высшей степени оригинальные сценарии. Киностудии приглашают ее в качестве консультанта, когда снимают фильмы в декорациях будущего и хотят, чтобы все казалось экзотическим и нереальным, но при этом близким к действительности. Скажем, как будет выглядеть город или деревня через одно-два столетия? Чем станут заниматься их обитатели? Корпорации заказывают Кинг и предсказания возможных потребительских предпочтений спустя десятилетия.