Маршалл Розенберг - Язык жизни. Ненасильственное общение

Всем нас случалось попадать в ситуации, когда разговор становится скучным. Возможно, мы на каком-то светском мероприятии, слушаем чьи-то слова, не чувствуя абсолютно никакой связи с говорящим. Или перед нами человек, которого мой друг Келли Брайсон назвал бы «магистром болтологии», – такие люди вызывают у слушателей страх своей способностью говорить до бесконечности. Разговор теряет живость, когда мы теряем связь с чувствами и потребностями, порождающими слова собеседника, а также с запросом, связанным с этими потребностями. Это часто происходит, когда люди говорят, не осознавая, чтó они чувствуют, в чем нуждаются или о чем просят. Вместо обмена живой энергией с другим человеком мы чувствуем себя мусорным ведром, в которое швыряют слова.

Как и когда прервать мертвый разговор, чтобы оживить его? Я считаю, что самый подходящий момент – это когда мы услышали хотя бы на одно слово больше, чем хотели. Чем дольше мы ждем, тем сложнее будет проявить вежливость, когда мы все-таки решим вмешаться. Цель нашего вмешательства не в том, чтобы попросить слова себе, а в том, чтобы помочь собеседнику наладить связь с жизненной энергией по ту сторону произносимых слов.

Для этого мы настраиваемся на вероятные чувства и потребности. Например, если тетушка в очередной раз вспоминает, как двадцать лет назад муж бросил ее с двумя маленькими детьми, мы можем перебить ее, сказав: «Кажется, тебе все еще больно, потому что с тобой поступили недостойно».

Чтобы оживить разговор, перебивайте с эмпатией.

Люди не осознают, что на самом деле им часто нужна именно эмпатия. Точно так же они не осознают, что у них больше шансов получить эту эмпатию, выражая живые чувства и потребности, а не пересказывая истории о прошлых несправедливостях и сложностях.

Еще один способ оживить разговор – это открыто выразить собственное желание установить более глубокую связь и попросить о сведениях, которые могут в этом помочь. Однажды на вечеринке я оказался в потоке слов, которые казались мне лишенными жизни.

– Прошу прощения, – вмешался я, обращаясь к группе из девяти людей, с которыми находился, – у меня заканчивается терпение, потому что мне бы хотелось более глубокого контакта с вами, но наш разговор не дает такой возможности. Я хотел бы знать, удовлетворяет ли этот разговор ваши потребности, и если да, то какие у вас потребности.

Все девять человек уставились на меня, как будто я швырнул дохлую крысу в чашу для пунша. К счастью, я напомнил себе о том, что нужно настроиться на чувства и потребности, выраженные их молчанием.

– Вы раздражены моим вмешательством, потому что хотели бы продолжать этот разговор? – спросил я.

Все помолчали еще немного, а потом один мужчина сказал:

– Нет, я не раздражен. Я думал о том, что вы сказали. И этот разговор не доставлял мне удовольствия. По правде говоря, мне было очень скучно.

Если скучно слушателю, то скучно и говорящему.

В тот момент я очень удивился, ведь он говорил больше всех! Теперь это меня уже не удивляет: с тех пор я успел понять, что если разговор нагоняет скуку на слушателя, то и говорящему не слаще.

Вы можете спросить, как набраться мужества, чтобы просто взять и прервать кого-то на середине фразы. Однажды я провел следующий неформальный опрос: «Если вы говорите более многословно, чем хотелось бы собеседнику, что вы предпочтете – чтобы вас прервали или делали вид, будто слушают?» Все опрошенные, за исключением одного, сказали, что лучше было бы прервать их.

Притворной заинтересованности собеседники скорее предпочтут, чтобы их прервали.

Эти ответы придали мне смелости, убедив, что более здраво прерывать людей, нежели изображать интерес. Все мы хотим, чтобы наши слова обогащали жизнь других, а не становились для них тяжелой ношей.

Для многих одно из самых тяжелых испытаний – с эмпатией отнестись к молчанию. Это особенно верно, когда мы своим высказыванием продемонстрировали уязвимость и хотим узнать реакцию людей на наши слова. В такие моменты легко может показаться, что отсутствие ответа – это воплощение худших наших опасений. Тогда мы забываем настраиваться на чувства и потребности, выражаемые молчанием.

Отнеситесь к молчанию с эмпатией, прислушавшись к чувствам и потребностям, которые за ним скрываются.

Однажды, работая с сотрудниками одного предприятия, я говорил об одной очень острой теме и расплакался. Подняв глаза, я увидел реакцию директора предприятия, которую мне было нелегко принять: он молчал.

Он отвернулся от меня с отвращением – как мне показалось. К счастью, я напомнил себе, что нужно сосредоточиться на чувствах этого человека и сказал: «Судя по вашей реакции на мои слезы, для вас они отвратительны и вы бы хотели, чтобы человек, работающий с вашим персоналом, лучше владел собой».

Если бы он согласился, я готов был принять тот факт, что у него другая позиция относительно выражения эмоций. При этом я бы не чувствовал вины за то, что выразил свои эмоции. Но руководитель ответил: «Вовсе нет. Я просто подумал, что моя жена очень хотела бы, чтобы я мог плакать». Он рассказал, как его жена, которая начала бракоразводный процесс, жаловалась на то, что он казался ей столбом, а не человеком.

Во время моей психотерапевтической практики со мной связались родители двадцатилетней девушки, находившейся на психиатрическом лечении. Она пережила госпитализацию с медикаментозной и шоковой терапией в течение нескольких месяцев. После этого она три месяца ни с кем не говорила, а потом со мной связались ее родители. Когда они добрались до моего кабинета, пришлось помочь ей войти, потому что самостоятельно двигаться она не могла.

Оказавшись в кабинете, она сжалась на стуле, дрожа и не поднимая взгляд от пола. Пытаясь установить эмпатическую связь с чувствами и потребностями, выраженными ее невербальным поведением, я сказал: «Я чувствую, что вы боитесь и хотите узнать, безопасно ли тут говорить. Я правильно понимаю?»

Она никак не отреагировала, поэтому я высказал собственные чувства: «Я очень волнуюсь за вас. Скажите, пожалуйста, могут ли какие-либо мои слова или действия помочь вам чувствовать себя в безопасности». По-прежнему никакого ответа. Следующие сорок минут я продолжал воспроизводить ее чувства и потребности или выражать собственные. Видимого ответа не было – ни единого знака, что она понимает мои попытки общаться с ней. Наконец я сказал, что устал и хочу, чтобы она пришла на следующий день.

Следующие несколько дней были такими же, как первый. Я продолжал направлять внимание на ее чувства и потребности, иногда вербально выражая то, что мог понять, а иногда делая это без слов. Время от времени я делился тем, что происходит внутри меня. Она молча сидела на стуле и дрожала.