Элисон Гопник - Садовник и плотник [litres]

Особенно замечательными рассказчиками по вечерам становились некоторые старики и старухи, которые из-за возраста уже не могли много работать днем. Завороженные слушатели, в том числе и дети, смеялись, плакали, пели и танцевали под их рассказы, пока не засыпали. Около двух часов ночи кто-нибудь просыпался, ворошил угли, и рассказывание историй могло еще продолжиться.

В этих ночных разговорах были задействованы некоторые из сугубо человеческих качеств и способностей: воображение, культура, духовность и способность понять представления другого человека. У очага говорили о людях и местах, которые были очень удалены во времени или в пространстве или были маловероятны; эти беседы передавали культурную мудрость и исторические знания следующему поколению; они также исследовали таинственные психологические нюансы сознания других людей.

Дети!кунг слушали эти истории так же зачарованно, как и взрослые, и это позволяет предположить, что подобные рассказы давно уже играют важную роль в жизни детей – возможно, на протяжении всей истории человечества. Дети упоенно слушают сказки, но они также придумывают истории самостоятельно, и эта способность, судя по всему, тоже присуща человеческим существам издревле и является одной из самых фундаментальных. Уже с полуторагодовалого возраста ребенок спонтанно погружается в фантастические, воображаемые миры, ролевые игры. Почему данная способность начинает проявляться именно в этом возрасте, не вполне ясно, но, возможно, это связано с началом речевого развития.

В моем представлении рай – это сидеть на диване у камина вместе с трехлетним малышом, кружкой какао и стопкой книжек с картинками, хотя плетеное кресло под сенью листьев и кувшин домашнего лимонада тоже отлично вписываются в образ райского сада. Но если вы, подобно мне, проводили часы, читая маленьким детям книжки с картинками, то наверняка задавались вопросом, как дети вообще проводят границу между реальным и фантастическим.

Пока мы читаем какую-то одну книжку с картинками, Оджи успевает услышать и о хорошо знакомых, не раз виденных существах – например, о кошках и собаках, и о реальных животных, которых он, однако, никогда не видел, – скажем, крокодилах и жирафах, и о реальных, но удаленных во времени существах и предметах – динозаврах, рыцарях или паровозах. Но, конечно, больше всего ему нравится слушать о чудовищах, которые скалят свои страшные клыки, о поварах-великанах, которые в ночной кухне месят тесто для утреннего пирога, и о кролике по имени Питер, который носит синюю курточку и пьет ромашковый чай [129] Речь идет о книжках-картинках “Там, где живут чудовища” и “Ночная кухня” Мориса Сендака и “Кролик Питер” Беатрис Поттер. .

Когда я, будучи в Англии, звонила Оджи по скайпу – о, этот подарок гиков бабушкам! – и спрашивала, что у него новенького, он совершенно серьезно сообщал мне, что паровозик Томас только что лег спать в депо, – и эта новость для малыша явно была важнее, чем какие-то заурядные новости про маму и папу. В три года Оджи был просто одержим приключениями паровозика Томаса – антропоморфного паровозика из далекой страны, расположенной где-то в далеком прошлом [130] Паровозик Томас ( Thomas the Tank Engine & Friends ) – детский мультипликационный сериал, действие которого происходит на вымышленном острове Содор. . Но хотела бы я знать: что он извлекает из этих историй и что в них понимает?

Для взрослых миры вымысла и фантазии обладают, как говорят философы, иным онтологическим статусом – то есть существуют иным образом, нежели мир фактов и реальности. Кролик Питер и паровозик Томас в некотором смысле существуют, но не в том, в котором существуют сам Оджи, его папа или бабушка.

На самом деле метафизика вопроса еще более сложна и запутана. Существуют ведь еще и миры, которые находятся словно бы между вымыслом и фактом, между воображением и реальностью. Когда люди говорят, что они верят в волшебство, им кажется, будто в таких верованиях есть нечто особенное. Вера в сверхъестественное отличается от веры в будничные факты реальности, но она не сводится и к игре или участию в мистификации (пусть и невольному).

То же самое можно сказать и о религиозных верованиях. Большинство верующих считают, что их убеждения имеют специфический статус и непохожи на обычные факты реального мира. Именно это и придает религиозным убеждениям такой смысл и такую значимость. Если бы религиозные факты были устроены так же, как и обычные, они бы не значили для верующих так много.

Однако дети узнают обо всем этом – о реальности, вымысле и вере в сверхъестественное, – слушая окружающих. И, бога ради, как они умудряются вообще во всем этом разобраться?

Долгое время психологи считали, что дети в основном путаются во всех этих категориях, что они неспособны отличить факт от фантазии или реальность от волшебства. Многие родители по-прежнему верят в это; по сути дела, до сих пор часто утверждается, что научить ребенка отличать факты от фантазии – одна из задач родительства.

Но недавние исследования показывают, что даже совсем маленькие дети на самом деле очень неплохо распознают те тончайшие ключи, которые фундаментально отличают историю, факт и реальность от фантазии и вымысла.

Одними из первых исследователей детского восприятия фантазии, реальности и волшебства были Жаклин Вули и ее коллеги [131] Estes, Wellman, and Woolley 1989; Woolley 1997. . Вули обнаружила, что уже с того момента, когда дети научаются играть “понарошку”, они, судя по всему, практически никогда не путают воображение и реальность, факты и вымысел. Ребенок скажет вам, что реальную кошку может потрогать и увидеть множество людей, а воображаемую – нет. В нашей лаборатории мы провели эксперимент, в ходе которого попросили детей разделить истории, изображенные с помощью картинок на карточках, на две стопки – “взаправду” и “понарошку”. Даже трехлетние дети определили, что картинка, на которой человек разговаривает с деревом, – это “понарошку”, и положили ее в соответствующую стопку, а картинку “человек наткнулся на дерево” отнесли к “взаправдашней” стопке.

Порой кажется, что дети путают и смешивают реальность с вымыслом, из-за того, что у них очень сильная эмоциональная реакция на истории, в том числе и на те, которые они выдумывают сами: трудно бывает поверить, что ребенок, который дрожит от страха, боясь монстра в шкафу, на самом деле не верит в его существование. Но, в конце концов, и я могу глупейшим образом бояться Ганнибала Лектера или влюбиться в мистера Дарси. А Наташа Ростова и Элизабет Беннет сыграли в моем девическом взрослении столь же важную роль, как и мои реальные друзья, но я все-таки не пытаюсь найти адрес электронной почты Элизабет и не отслеживаю, не вышел ли доктор Лектер из тюрьмы. Даже маленькие дети отграничивают вымышленные и фантастические миры от реальной жизни и сходным со мной образом понимают логику их различий [132] Skolnick and Bloom 2006. .