Айра Чейлефф - Осознанное неподчинение [litres]

Снова представьте, что вы попали в группу солдат, от которых потребовали пытать водой особо важного пленного. После пары циклов пытки старший офицер покидает комнату и приказывает вам продолжать, пока он отсутствует. Но вы почему-то медлите, льете воду не дольше десяти секунд и даете узнику больше времени в промежутках, чтобы он восстанавливал дыхание и успокаивался.

Когда командир возвращается, ответственность за происходящее вновь перекладывается на него, и вы действуете намного более жестоко. Вы замечаете, что ведете себя по-разному в присутствии авторитетного лица и в его отсутствие. Это должно сподвигнуть вас и всю группу усомниться в этичности приказа. Уклонение от исполнения – индикатор того, что необходимо вернуть себе локус контроля – главный аспект осознанного неподчинения, – вне зависимости от того, в комнате старший офицер или нет. Законен ли приказ? Каковы будут его последствия? Если начнется расследование, не придется ли вам утверждать, что вы просто выполняли приказ? Это явный сигнал опасности! Он должен стать подсказкой, которая поможет вам физически или мысленно отстраниться от авторитетного лица, чтобы решить, как поступить правильно – будь то осознанное подчинение или осознанное неподчинение.

В любом случае главное – что вы ДЕЛАЕТЕ. Не то, что вы чувствуете или говорите. Выбор, который вы совершаете, должен выражаться в вашем ПОСТУПКЕ.

Милгрэм приводит пример испытуемого, который постоянно возражает в эксперименте, но продолжает давать сильные удары током по нарастающей. Наблюдается расхождение между словами и действиями. Также присутствует и неуместная вежливость по отношению к экспериментатору. Милгрэм замечает: «Он думает, что убивает человека, а изъясняется так, словно находится на чаепитии» [15] Милгрэм С. Подчинение авторитету: Научный взгляд на власть и мораль. – М.: Альпина нон-фикшн, 2016. . Мы, вероятно, думаем, что можно снять себя с морального крючка, сказав: «Я не считал, что поступаю правильно. Я говорил, что нужно прекратить». Нет, это не оправдывает нас ни перед миром, ни перед самими собой. Мы подчинились. Мы были вежливы. Мы следовали приказам, которым должны были воспротивиться. Отвечать мы всегда будем за свои действия.

Во многих культурах считается стандартом, что родители не должны спорить в присутствии детей. В широком смысле это распространяется и на группы: две авторитетные фигуры не должны спорить в присутствии подчиненных. Это может вызвать неприятные ощущения у наблюдающих, породить неуверенность в том, кто главный и кого слушаться. Всегда ли это плохо?

Милгрэм провел вариант эксперимента, в котором было два исследователя, оба в лабораторных халатах. Они давали инструкции по очереди. Пока они соглашались, проблем не было. Когда дело дошло до уровня 150 В, то есть жертва начинала бурно протестовать, один из исследователей говорил, что эксперимент нужно прекратить. Другой произносил дежурную фразу: «Эксперимент требует, чтобы мы продолжали». Каждый высказывал свою позицию несколько раз. В такой ситуации ни один испытуемый не последовал приказу продолжать.

Это, безусловно, очень важная информация. Жизнь не так проста, чтобы в ней был только один авторитет. Часто присутствует несколько таких фигур: например, при досмотре в аэропорту, в больнице скорой помощи, в бухгалтерском отделе WorldCom или в школе, где вы учитесь или работаете. Подчинение осуществляется в конкретной социальной ситуации. Осуждения достоин не только человек, который получает приказ и выполняет его (хотя и он тоже), и не только человек, который отдает губительный приказ (хотя и он тоже). Остальные участники также отвечают за происходящее. Скоро мы обсудим роль участников, которые не являются авторитетными фигурами. Для начала давайте рассмотрим влияние стороннего авторитета на динамику подчинения.

Из данных Милгрэма мы видим, что присутствия авторитетной фигуры, отменяющей распоряжение другого авторитета, достаточно, чтобы прекратить повиноваться пагубному приказу. Второй авторитетный человек не был выше рангом. В глазах испытуемого их власть обладала одинаковой легитимностью и подкреплялась равнозначными символами. Он занял нравственную позицию по отношению к исследователю, который настаивал на продолжении эксперимента, и это почти полностью нивелировало повинуемость вредоносным инструкциям. Похоже, на других авторитетных фигурах лежит даже бóльшая ответственность за прекращение разрушительных действий, чем на исполнителях. И все же из-за социальной динамики равным авторитету не легче, чем подчиненным. Чтобы действовать, им так же нужно сделать шаг назад и подняться над давлением среды.

В качестве примера можно привести историю, произошедшую с моей юной подругой – школьной учительницей, крайне серьезно относящейся к преподаванию и благополучию учеников. Назовем ее Марси. У Марси была коллега, которая вела другой предмет у детей того же возраста. Ее я буду звать Мишель.

Мишель была сложным человеком, и отношения между ней и Марси сложились напряженные. Однажды Марси понадобилось взять что-то в соседнем кабинете. Когда она вошла, то обнаружила ученика, примотанного к стулу изолентой! Он сидел так на виду у Мишель и всего класса. Очевидно, Мишель либо сама это сделала, либо кому-то велела, либо, что менее вероятно, попустительствовала этому. Марси была шокирована, но сдержала свою естественную реакцию, опасаясь ухудшить и без того хрупкие отношения с Мишель. Увидев Марси, Мишель попросила ее последить за классом пять минут, пока она переоденется для следующего мероприятия с детьми. Марси согласилась. Когда Мишель ушла, Марси спросила ученика, примотанного к стулу, все ли нормально? Он вроде бы дал понять, что да, и Марси ничего не сделала.

На другой день родители ученика пришли к директору в ярости. Директор выяснил у Мишель, действительно ли она прибегла к такой дисциплинарной мере, и немедленно уволил ее за глубоко неприемлемое поведение. На следующий день Марси пришла на работу как обычно. В ходе дальнейшего выяснения обстоятельств директор обнаружил, что Марси также на несколько минут заходила в класс и ничего не сделала, чтобы помешать действиям Мишель. Ее тоже немедленно уволили.

Мы можем отмахнуться от этого яркого примера – дескать, он не отражает повседневность, в которой мы живем и работаем. И я так думал, пока не прочел доклад, подготовленный для комитета сената США по вопросам здравоохранения, образования, труда и пенсий под названием «Опасное использование изоляции и связывания по-прежнему широко распространено, и с ним трудно бороться» от 12 февраля 2014 г. Доклад начинается с провокационной фразы: