Мария-Луиза Франц - Легенда о Граале

Закончим введение сказкой, которая, если она подлинна (а это точно неизвестно, потому что впервые записана она была в 1845 г.), может выступать как оригинальная народная форма истории Парсифаля. Это бретонская сказка о Перонике.

Пероник, бедный юноша, узнаёт от проезжающего рыцаря, что два волшебных предмета, золотой кубок и алмазное копье, следует искать в Замке Кер Глас. Глоток из алмазного кубка излечивает все болезни, а копье уничтожает все, что поражает. Эти вещи принадлежат магу Рожеру, живущему в Кер Глас. Чтобы добраться до замка, как рассказал рыцарю отшельник, нужно сначала пройти через лес иллюзии, сорвать яблоко с дерева, охраняемого корриганом [карликом] с пламенным мечом, и найти смеющийся цветок, который стережет змеегривый лев. Затем, переплыв через Море Драконов и пройдя Долину Радости, герой достигнет реки, и у единственного брода его будет ждать женщина, одетая в черное. Он должен посадить ее на свою лошадь, чтобы она показала дорогу. Все рыцари, которые искали замок, погибли, но это не останавливает Пероника. Он отправляется в путь и, успешно пройдя через все опасности, достигает Замка Кер Глас. Маг умирает после того, как откусывает яблоко и до него дотрагивается женщина, которая оказывается чумой. В подземной пещере Пероник находит кубок и копье, «la lance qui tue et le bassin qui vivifie».

Замок исчезает с ударом грома, и Пероник оказывается в лесу. Облачившись в красивые одежды, он идет ко двору короля, который щедро его одаривает и назначает главнокомандующим. Так ребенок-найденыш становится великим и могущественным лордом [76].

Чаша и копье здесь — побеждающая смерть и дарящая жизнь пара противоположностей, это простая и очевидная интерпретация. Однако сказка слишком проста, чтобы пролить достаточно света на истории о Граале. Тем не менее, она психологически значима, поскольку указывает на общечеловеческую основу поэм о Граале, поэтому такие простые фольклорные мотивы особенно интересны, так как их можно считать продуктами творческой фантазии и прямыми выражениями души, то есть слепками психических содержаний, процессов и связей, весьма схожих с теми, которые представлены в снах. Но в отличие от снов, в них не преобладают субъективные проявления; напротив, они обладают общечеловеческим, то есть архетипическим характером. В сказке о Перонике мы находим что-то вроде представления наиболее универсальной архетипической основы легенды о Граале, тогда как сама легенда в ее частных формах лежит ближе к сознанию и потому богаче нюансами, но в то же время и более преходяща.

Под архетипами Юнг, введший этот термин в психологию, понимал «предсознательную психическую предрасположенность, которая позволяет (человеку) реагировать человеческим образом» [77]. Юнг сравнивает эти предрасположенности или доминантные структуры в психике с невидимым потенциальным существованием кристаллической структуры в насыщенном растворе [78]. Специфическую форму они принимают, когда появляются в сознании в фигурах или образах; следовательно, важно отличать архетип, бессознательную, предсуществующую предрасположенность, и архетипические образы. Как врожденные возможности форм поведения и восприятия, архетипы взаимно связаны с инстинктами. Они присущи человеческой природе в универсальном смысле, и потому приводят к появлению постоянно повторяющихся схожих архетипических образов.

Мифы и сказки также характеризуются этой универсальной обоснованностью, что отличает их от обычных снов. Есть, конечно, сны с преобладающим архетипическим характером, но они также содержат субъективный элемент, поскольку обычно появляются в особо значительные для сновидца моменты, например, в поворотные моменты жизни или в критических ситуациях, которые требуют свежей ориентации или адаптации и в которых существующий подход, доминирующий в сознании, не годится. Появление архетипического образа привлекает внимание к его общечеловеческому качеству или к идее, которая лежит за ним [79]. Человек начинает осознавать новые, ранее не замеченные возможности и через них ощущает приток свежей энергии, ибо архетипы обладают нуминозным свойством и действуют как скрытые источники энергии. Когда миф повторяется в ритуальном представлении или в более общем, упрощенном виде, в сказке, его исцеляющий фактор действует на каждого, кто заинтересовался и последовал ему. Посредством такого соучастия человек вступает в связь с архетипической формой ситуации и так приводит себя «в порядок». Архетипические сны могут оказывать такое же воздействие. Равным образом такое приведения себя «к порядку» или «единение с высшей волей» является содержанием религиозного опыта.

Обаяние и живучесть мифов и сказок заключается в том, что они изображают основные формы человеческого опыта. Именно по этой причине такие мотивы можно найти во всем мире, не только в результате их распространения, но также и потому, что человеческая психика, которая создаёт их, повсюду одинакова.

В основе своей легенда о Граале той же природы. Однако она отличается от обычных сказок тем, что не анонимна — по крайней мере, не в той форме, в какой она дошла до нас, — но оформлялась отдельными поэтами. Следовательно, эта легенда обладает архетипическими особенностями в вышеупомянутом смысле слова, но она также является продуктом отдельной эпохи и склада ума. Благодаря этому она позволяет нам проникнуть в специфическую ментальность средневековья и прикоснуться к проблемам христианского эона, которые психологически важны для нашего времени.

История молодого Парсифаля — одна из множества аналогичных историй в мировой сказочной литературе, рассказывающих о дураке. Дурак — обычно младший в семье, глупый брат, при этом именно он неизменно выполняет самое сложное задание либо получает труднодостижимое сокровище. Парсифаль растёт в лесу, как большинство сказочных героев. Лес иллюстрирует сознание ребёнка — растительная и животная жизнь, сумерки, ограниченный горизонт. Ребёнок близок к природе. Это примитивное положение усиливается тем фактом, что Парсифаль растёт без отца и знает только свою мать, которая воспитывает его одна вдали от всего мира. Лес и природа также представляют качества матери как защитницы и кормилицы. Таким образом, первоначальные условия любой жизни, начинающейся в орбите матери, здесь описываются двойным способом. Роль образа матери очень важна. Выбор ею такого отдалённого места для жизни указывает на желание защитить сына от опасностей мира и цивилизации, жертвами которой стали его отец и братья. Но это рациональное объяснение не раскрывает проблемы полностью. То, как акцентирована ситуация, указывает на глобальность проблемы, которую она символизирует. Это наследство, передаваемое каждому рождённому от начала жизни; этот вопрос настолько весом и важен, что каждый человек, независимо от возраста и места, чувствует необходимость найти на него ответ. Следы этих поисков мы находим в мифах и сказках. Важность проблемы в полной мере осознана современной психологией. Психология изучает влияние этой проблемы на человека, этому во многом посвятили свою работу Фрейд, Юнг, их последователи. В своём труде «Символы трансформации» гениальный Юнг даёт глубокий анализ проблемы не только в личностном, но и в трансперсональном аспекте. Многочисленные параллели с мифологией и историей религии, указанные в книге, ясно показывают связь вопроса не просто с персональными ограничениями, но со вселенскими архетипическими структурами и моделями их развития.