Эстер Хардинг - Психическая энергия: превращения и истоки

Две тенденции, одна — в направлении научного понимания мира, а другая — в направлении психической эволюции самого человека, развивались бок о бок. Однако постепенно они разошлись. Первая дала начало современной науке; вторая оставалась исключительно прерогативой религии. Современная психология, разъясняя психологические явления, обеспечила мостик между этими двумя противоположными взглядами. Нуминозные переживания — основа метафизической догмы — сейчас объясняются как обусловленные проекцией психических явлений. С таким пониманием они могут быть признаны как действительные. В результате их можно будет полностью отделить от внешних событий и изучать последние объективно.

Таким образом осуществилось постепенное изменение точки зрения. Демонический фактор, рассматриваемый теперь как выражение инстинктивного побуждения человека, проецировался на объект, ибо человек недостаточно осознавал его существование в самом себе. Едва ли стоит говорить, что процесс освобождения человека от своих внутренних компульсивных влечений до сих пор находится только на начальной стадии.

У различных индивидов этот процесс существенно варьирует. Одни едва распознают субъективный фактор в своей страстной любви и ненависти, тогда как другие, хотя их и немного, осознают его в большей мере и потому более независимы от компульсивных затруднительных положений.

Когда внутренней движущей силой человека был просто биологический инстинкт, его заботило немедленное удовлетворение аппетита. Но в результате модификации инстинкта голода вследствие расширения сознания произошло две веши: во-первых, че- 92 ловек благодаря самодисциплине и напряженному труду получил возможность контролировать запас пищи; во-вторых, он стал осознавать стремление, не облегчаемое удовлетворением физического голода. Пшеница превратилась просто в растение, подвластное законам природы: она больше не обладала жизненным духом, не ассоциировалась с демоном или богом. Но настоятельная потребность воссоединиться с присущей прежде пшенице невидимой потенцией осталась. Собственный дух человека стремился к единению с тем жизненным духом, который одухотворяет всю природу. Так человек осознал, что ритуальные действия, необходимость которых ощущали его предки, не были бессмыслицей, а представляли субъективные импульсы большого значения. Он начал понимать, что истинный смысл мифов и обрядов можно постичь только при их символическом рассмотрении.

Это не одно и то же, что метафорическая интерпретация. Метафора — это замена одного фактора другим. Вытеснение реального жертвоприношения символической человеческой фигуркой из теста могло произойти потому, что человеческое жертвоприношение стало отвратительным для более цивилизованной эпохи. В таком случае это можно назвать метафорическим использованием неодушевленного объекта вместо одушевленного. Такая замена не является символом в строгом смысле слова.

Но если ощущение таинства, незримой силы, нумена, ранее свойственное ритуальному съедению зернового человека, остается, — хотя сейчас оно выражается необычным и незнакомым чувством духовного единства с Богом, осуществляемого в форме реальной трапезы, когда, съев пшеничный корж, человек объединяется с Богом, — то это переживание является символическим. Ибо если ясно осознается, что сама пшеница не является божеством, что дух, скрытая в зерне потенциальная способность к росту, также не является Богом, и что Бог — это нечто их превосходящее, но тем не менее некоторым образом представляемое или изображаемое ими, и если физическое действие принятия пищи распознается только как аналогия духовному акту слияния, действу, которое не может быть лучше представлено сознанию иначе, то мы вынуждены сказать, что это действие и эти объекты являются символами, «наилучшим из возможных описанием, или формулой, сравнительно неизвестного факта»".

Эти знания вызвали постепенную перемену в человеческом отношении к демонической или нуминозной силе инстинктов. Тем 93 временем соответствующее изменение стало очевидным и в обычаях. На смену ритуалам, связанным с сохранением положительного аспекта духа зерна или с преодолением его отрицательного аспекта, пришел обычай посвящения первой, лучшей части урожая духу зерна. Этот дух или демон теперь рассматривался в более общей форме как бог урожая. Идея бога урожая одновременно более абстрактна и более личностна. Вместилищем маны служит уже не фактический колос пшеницы; его сменил урожай в целом. Одновременно дух становится более персонифицированным; начинает обретать форму реальное божество. Ему, или ей, подносят пшеницу, дарованную человеку. Обычно первые плоды, сменившие жертвенного пшеничного человека прежних времен, не съедались, а посвящались богу урожая.

Из этого ритуала возник другой, даже более содержательный. Человек начал вкушать пищу, подносимую богам, но не для удовлетворения собственного голода, а для того чтобы сблизиться со своим богом. Так как пшеница или другая еда считалась фактическим телом бога, дух которого заставлял зерно расти, то ритуальная трапеза в действительности была причащением реальным телом божества; считалось, что таким образом человеческое естество обогащается добавлением божественной субстанции.

Там, где предполагалось, что дух зерна обитает в человеке, уже была заложена скрытая потенциальная возможность этого перехода. Ибо когда человека, воплощавшего дух зерна, убивали и съедали (как это было в древней Мексике), считалось, что его дух — олицетворяемый им дух или жизненная сила зерна — впитывается участниками трапезы.

Этой пище приписывали удивительные животворные свойства. Она могла исцелять больных и даже воскрешать мертвых, а вкусившие ее — не будут испытывать голода годами.

Обычаи такого рода многочисленны и широко распространены. Они варьируют от едва понятных ритуалов до обрядов очень сходного содержания, ставших крайне важными и содержательными церемониями высокоразвитых религий, в которых подтекст приобщения к Богу и мистического возрождения посредством священной трапезы пришел на смену древним ожиданиям магического действа.

Католическая месса во многом напоминает эти ранние трапезы в честь сбора урожая.

Предполагается, что облатка ритуальным действием священника превращается в подлинную плоть 94 Христа. Таинство мессы, основывающееся на обычаях и верованиях глубокой древности, пробуждает в человеке отклик, ибо взывает непосредственно к бессознательному и воздействует на область, не подконтрольную сознанию. Человек, для которого этот символ продолжает жить, через участие в ритуале ощущает себя действительно переродившимся. Там, где таинство способно затронуть глубины человеческой души, оно может оказать и трансформирующее влияние на бессознательное человека. Но с развитием рационального мышления эта способность ослабла. Психологические позиции средневекового человека больше не имеют широкого распространения, и в результате большинство интеллигентных людей оказываются совершенно неспособны принять иррациональный характер символического явления.