Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.

Тот же самый автор, у которого любовь созидает и творит, чуть дальше пишет про ревность. Здесь уже все по- другому: «… Ревность рождается тогда, когда человек не уверен в себе и страдает каким-либо “комплексом неполноценности”»; « … ревность — неизбежное следствие чувства собственности на человека.»; « … ревность характерна для человека-эгоиста, рассматривающего других людей в качестве средства.» {164}. То есть, вполне нормальный подход: анализируется, отчего чувство ревности возникает в человеке, как оно связано с общественной моралью, какие качества личности способствуют ее возникновению. Нет бы и про любовь так же: отчего любовь возникает, какое отношение имеет к ней общественное устройство, как она проявляется в зависимости от личности. С любовью, однако, совершенно иначе: не чувство возникает в человеке, а любовь конструирует человека как личность.

Инопланетянин, читая вышеприведенные цитаты, совершенно точно замер бы в полном недоумении: «Стоп, стоп! Человек — это тело на двух ногах, снабженное мозгом. Любовь развивает личность. Любовь конструирует человека. Да что же это такое?! Медицинский аппарат с излучением? Нет? Так как же она воздействует на тело с мозгом, делая его мудрым и мужественным?»

Я уже утверждал и продолжаю утверждать, что все научные труды о любви имеют своей целью не поиск истины, но служение идеологии. А где идеология, там мозги отключаются за ненадобностью. Не так давно мы читали в газетах о том, как весь советский народ под руководством коммунисти­ческой партии семимильными шагами идет к победе коммунизма, а также сдавали бредовый экзамен по научному коммунизму. И — очень важно! — нелепостей особых при этом не замечали. Так надо! Так полагается писать.

С любовью то же самое. Читаем в научной книге о загадочной силе, которая утверждает на земле Правду, Добро и Красоту, которая конструирует человека — и несообразностей не видим. Потому что так надо. Так полагается писать.

Поэты и ученые

Больше всего писали о любви, разумеется, поэты и писатели. Но анализировать их высказывания в научной или научно-популярной книге также нет никакого смысла. Художественное мышление, художественная манера убеждать и научное мышление, научная аргументация — совершенно различные вещи. Если объяснять несколько упрощенно, то художник стремится воздействовать на чувства, а ученый обращается к разуму и всячески старается не допустить вмешательства чувств. Ученые это прекрасно понимают и никогда не пытаются подменять в своих печатных трудах доказательства восклицаниями и метафорами. С другой стороны, глупо и смешно будет выглядеть ученый, который полезет в анализ поэтических описаний с законами Ньютона, с квантовой механикой либо с термодинамикой, оттого они со своими физическими законами туда и не лезут.

У художников иначе. Родив особо звонкую фразу, придумав особо эффектное сравнение или особо яркую метафору, они зачастую полагают, что тем самым высказывают глубокую истину, вскрывают сущность. Это немного не так. В звонких фразах и ярких метафорах выражается не научная истина, а их субъективное отношение к вопросу, выплескивание эмоций, призванное вызвать соответствующий эмоциональный отклик у читателя. Писатель или поэт имеют на это полное право. Собственно, выказывать свое субъективное отношение и вызывать сопереживание — его хлеб, его обязанность. Не надо только путать эмоции с наукой — и все будет в порядке. К сожалению, там, где дело касается любви, подобная путаница скорее правило, чем исключение.

Вот, например: «Пожалуй, любовь — единственное на свете чувство, которое — хотя бы на время своего пылания — снимает все барьеры между мужчиной и женщиной. Поэтому любовь — это как бы разрешение загадки пола, но не словесное, “теоретическое”, а сердечное, “практическое” — чувствами, поведением, отношением друг к другу» {165}. Очевидно, здесь сплошные эмоции, а отнюдь не мысли. Пусть их оценивают собратья по перу и критики-литераторы, а ученому здесь делать нечего. Когда подобная тирада встречается в научном или научно-популярном произведении (откуда она и заимствована), самое разумное — пропустить ее мимо ушей.

Определения любви

В литературе разбросана масса определений, что же такое любовь между полами: «Любовь — это когда один человек без другого жить не может, когда он понимает другого», «Любовь — это чувство высокого эмоционального единства, которое поднимает человеческую душу на головокружительную высоту» и т.п.

Все эти определения объединяет то, что в них содержится попытка выразить сущность путем перечисления внешних проявлений. Любовь есть то, что проявляется описанным в определении образом. Однако ее проявления весьма разнообразны, а потому каждый вынужден высвечивать в определении какую-то одну сторону, одну черту — именно ту, которая ему лично особенно важна и дорога.

Один, кто помоложе, у кого нет пока дел и обязанностей поважнее, напирает в основном на силу влечения: любовь — такое, мол, чувство, которое забирает человека полностью, без остатка; другой, расставшийся уже с юношеским мировоззрением, более ценит радости, которые она приносит: «Любовь — это восторг полного единства, слияния»; педагог, тот, естественно, постарается не вспоминать про тело и объятия и вообще держаться от них подальше: «Любовь — чувство, соответствующее отношениям общности и близости между людьми, основанное на взаимной заинтересованности и склонности»; молодая девушка, озабоченная поисками мужа, скорее всего, выберет определение, во главу угла ставящее верность до гроба, и так далее до бесконечности.

А в целом все они вызывают в памяти древнюю притчу о слоне и четырех слепцах. Четыре слепца решили узнать, как выглядит слон. Один из них ощупал ногу, другой — ухо, третий — хобот и четвертый — хвост. «Слон похож на колонну», — сказал первый. «На пальмовый лист», — заявил второй. «На канат», — возразил третий. «На метлу», — не согласился с ним четвертый. И все закончилось крупной ссорой.

Цель определений, о которых идет речь, — отделить определяемое от всего остального. Но только ничего хорошего с этой затеей не получается: все определения оказываются либо чересчур широкими, либо «дырявыми». В результате либо под определение подпадают, кроме любви, еще и дружба, а также материнские чувства и многое другое, то оно покрывает всего лишь некоторые виды любви, а большинство других ее видов из-под определения выскальзывают.

В нравоучительных книжках для выражения сущности или определяющий черты любви часто приводят изречение Сент-Экзюпери: «Любовь — это когда двое смотрят не друг на друга, а в одном направлении». Красиво. Однако, поскольку здесь не упоминаются сексуальные страсти, под определение прекрасно подпадает также и дружба. Или отношения престарелых интеллектуалов разного пола, которых секс давно уже не волнует.