Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.

«Починим» определение, введя в него дополнение насчет сексуальных страстей. Но, во-первых, оно получается далеко не столь красивым, что было ранее, во-вторых, возникают новые вопросы: а если с сексуальными страстями смотрели в одну сторону всего лишь неделю, после чего спокойно разошлись, это любовь или нет?

Вносим еще одно дополнение. Так, теперь вроде бы все в порядке. Как вдруг вспоминается масса любовных историй, описанных в романах, когда несчастный герой безумно влюбляется в красивую дуру, да еще со скверным характером. Какое уж тут смотрение в одну сторону…

И так со всеми определениями.

Сверхмногозвенное определение

Ю.Б.Рюриков, «главный амуролог всея Руси», отругав — и вполне заслуженно — все прежние попытки выразить в едином определении сущность любви, выносит верховное суждение, каким оно должно быть: «Определение, которое было бы более или менее верным зеркалом любви, должно, видимо, быть сверхмногозвенным — равным сверхмногозвенности любви. В него должно входить очень большое и сложное переплетение мыслей, каждая из которых ухватывает один из множества лучей этого чувства, а все вместе, в единстве, вбирают в себя весь сноп этих лучей — все их переливы друг в друга — в их неразрывной цельности» {166}. То есть, попросту говоря, все известное про любовь — в определение через запятую.

Сверхмногозвенные определения исчерпывающим образом рассмотрел еще Гегель — тот самый, который, по мнению Рюрикова, «во многом теряет свою гениальность, блеск своего ума», «как только речь заходит о любви» {167}. Но только в отличие от своего критика он доказывал нечто совершенно иное: что предлинные определения — плод ума недалекого: «... Способ действия прежней метафизики состоял в том, что она приписывала предикаты предмету, который она должна была познать... Истинное познание предмета должно быть, напротив, таким, чтобы он сам определял себя из самого себя, а не получал свои предикаты извне. Если прибегать к приему предикатирования, то дух чувствует при этом, что такие предикаты не исчерпывают предмета. Восточные народы, стоящие на этой точке зрения, называют поэтому совершенно правильно бога многоименным, обладающим бесконечным числом имен. Душа не находит удовлетворения ни в одном из конечных определений, и восточное познание состоит поэтому в не знающем покоя отыскивании таких предикатов» {168}.

Гегеля без определенной подготовки понять трудно, поэтому придется разъяснить цитату. Великий философ говорит здесь о том, что истинное познание предмета приходит только тогда, когда его рассматривают в развитии, прослеживая процесс его саморазвертывания. Если же заниматься только перечислением его предикатов, то есть определений, истинного понимания достичь никогда не удастся. И далее идет прямо про Рюрикова: душа чувствует, что предикаты не исчерпывают предмета, и восточное познание — одна из низших, по Гегелю, ступеней развития духа — состоит в не знающем покоя отыскивании все новых и новых предикатов. Чем Рюриков и призывает заниматься.

Зачем это нужно?

Чуть ли не каждый форум гуманитарного направления, открываемый в Интернете, немедленно поднимает вопрос о любви. Наиболее часто обсуждаемая там тема — поиски определения. Никому, однако, до сих пор найти его не удалось. Не удалось даже родить формулу, достойную сколько-нибудь серьезного обсуждения, что неудивительно по причинам, уже изложенным.

Как отличить любовь от всего лишь влюбленности — другая постоянная тема. И в ней достижения тоже невелики. Что также неудивительно, поскольку любовь имеет ту же самую основу, что и презираемые влюбленности с увлечениями и отличается от них лишь силой, степенью выраженности.

Этой точки зрения придерживаются самые известные в мире сексологи. У. Мастерс и В. Джонсон писали: «… Несмотря на то, что многие исследователи пытались определить границы любви, мы придерживаемся следующей точки зрения: “Единственное реальное отличие любви от влюбленности заключается в глубине испытываемого чувства и степени увлеченности другим человеком» (Уолстер и Уолстер, 1978)”» {169}.

Поистине интересно здесь другое: зачем люди вообще с таким усердием ищут определение любви, а также границу между нею и всякими влюбленностями. Тем более, что романная или романтическая любовь в определениях вовсе и не нуждается — все и так прекрасно знают из книг и из кино что это такое: стойкое захватывающее влечение к единственному лицу на сексуальной основе.

Дружба, к примеру, в человеческих отношениях значит не меньше чем любовь, да и встречается она почаще. Почему никто не жаждет узнать «абсолютное и окончательное определение» дружбы? И почему никто не ищет границы, разделяющей дружбу и приятельские отношения?

Бывают определения, условно говоря, философские и юридические. В первом стремятся выразить именно сущность, основные черты определяемого. Такие определения ничего не расставляют по полочкам, но они указывают направление, следуя которому можно придти к пониманию определяемого во всей его сложности и многообразии.

Юридические определения — именно для раскладывания по полочкам. Они имеют узко практическое назначение: как мерка для разделения поступков на наказуемые и ненаказуемые, осуждаемые и не осуждаемые, как отчетливое разграничение: где, когда и при каких условиях возникают права и обязательства.

На форумах ищется именно «юридическое» определение. В головах участников форумов, а также в головах авторов, пишущих про любовь, крепко сидит мысль, внедренная поколениями философов и поэтов: любовь качественно отличается от прочих видов отношений между полами, она возникает на иной основе, нежели пошлые влюбленности и увлечения. При этом морализирующие дяди и тети до сих пор твердят, что только любовь является моральным оправданием сексуального влечения, а тем более полового акта. Это же самое влечение и этот же самый акт, но без любви, в их представлении хоть и не преступление, но все же нечто пошлое и низменное.

Потому и жаждет юное и не очень юное поколение найти определение любви, чтобы иметь возможность применять его в качестве мерки: имею я моральное право на сексуальные страсти или я всего лишь пошляк? В каких случаях мои сексуальные действия допустимы и оправданы, а в каких — нет? В каких случаях их следует карать моральным судом, а в каких — оправдать?

Когда нет необходимости искать границу, за которой возникают права и обязанности, над «юридическими» определениями не бьются. Именно потому мало кого интересует и определение дружбы, и мудрствования на тему: чем дружба отличается от приятельских отношений. Но если бы в дружеских отношениях тоже возникла задача разграничения прав и обязанностей, если бы, к примеру, вышел закон, что настоящие друзья погибшего в катастрофе имеют право на компенсацию наряду с родственниками, непременно разгорелась бы жаркая битва на тему: что такое настоящий друг и чем он отличается от приятеля?