Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.

Ну откуда у 16-18-летних и моложе зрелый созидательный характер, а также знание теории, не говоря уж о дисциплинированной практике? Однако нельзя ведь отрицать того факта, что и среди них встречаются пары, которые жить друг без друга не могут. Очень просто: по Э. Фромму, их любовь теоретически неправильная, а потому звания любви не заслуживает. «Если человек любит только кого-то одного и безразличен к остальным ближним, его любовь — это не любовь, а симбиотический союз» {236}. Так что Ромео с Джульеттой из теории безоговорочно исключаются: ни теоретических знаний, ни достаточной практики, ни зрелого созидательного характера. К тому же чувства их направлены только друга на друга, отнюдь не на все человечество, и до остальных ближних им дела нет.

Для тех, до кого все еще не дошло, что Э. Фромм в своей знаменитой книге пишет не про ту любовь, какой принято восхищаться в романах, еще одна цитата, на сей раз из другого его бестселлера «Бегство от свободы»: «Дело обстоит вовсе не так, как предполагает идея романтической любви: что существует только один чело­век на свете, которого вы можете полюбить, что найти этого человека — величайшая удача в вашей жизни и что любовь к нему приведет вас к удалению от всех остальных людей. Любовь такого рода, которая может относиться только к одному человеку, уже самим этим фактом доказывает, что она не любовь, а садистско-мазохистская привязанность» {237}.

Мечта всех влюбленных: найти свой идеал, от мира «удалиться под сень струй» и жить друг для друга, «дыша дыханием одним», оказывается, свидетельствует вовсе не о любви, а о садистстко-мазохистской привязанности.

«Искусство любить» принесло немало вреда, и отнюдь не по вине автора. Как уже было сказано, любовь в книге Э. Фромма мало отличается от христианской любви к своему ближнему. Люди, не способные или не желающие понять это, суждения по поводу фроммовско-христианской любви прилепляют к той любви, которую выдающийся психолог называл болезнью, манией или уродством. Причем, вырывая из контекста цитаты, не разъясняют, к какой именно любви они относятся. И получают нечто в высшей степени приторное и фальшивое, а именно: половую любовь, весь смысл которой — исключительно в том, чтобы «жить радостями другого» или «радоваться его существованию».

ТЕОРИЯ ЛЮБВИ

С самого начала — три небольших предуведомления.

Первое. Всякое явление в человеческом обществе проходит фазы становления, расцвета, увядания и отмирания. Именно в такой последовательности и надо его изучать. Иначе мы запутаемся при первых же шагах. В фазе увядания и отмирания многое существует только по инерции, пережив свою основу; кроме того, наблюдаются ростки новых отношений, вырастающих на иной почве. И все это вперемешку со старым.

Расцвет романтической любви — XIX век, а потому будем стараться уяснить ее сущность, глядя на нее глазами человека XIX, а не XXI века. И лишь потом, когда поймем ее в чистом, исходном виде, проследим, как повлияли на любовь изменения морали во второй половине XX и начале XXI веков. То есть перейдем к рассмотрению ее уже в стадии увядания.

Второе. Не надо ждать от теории любви невозможного: почитал(а) книжку — и сразу стало ясно, почему Миша полюбил Машу, а не другую, почему Коля разлюбил Катю и т.п. Теория не дает готовых ответов, но она служит инструментом, она указывает путь, идя по которому можно во всех случаях прийти к правильному пониманию. Это относится ко всем теориям в области общественных наук.

Есть коллективы ученых, которые занимаются изучением межличностных конфликтов среди людей, работающих внутри одной корпорации. Допустим, на основании своих исследований они создали действительно научную теорию производственных конфликтов и напечатали книгу. Так что же — ознакомился с ней и сразу стало ясно, почему ваш коллектив распался на враждующие группировки, а соседний живет весело и дружно? Нет, конечно. Чтобы серьезно разобраться, нужна масса сведений: структура компании, линии подчиненности, технологические связи, места производственных проблем, психологические портреты членов коллектива, лидеры, неформальные связи, наконец, — последнее по счету, но не по значению — знание методик исследования, опыт применения их и определенный интеллектуальный уровень экспертов.

То же самое с теорией любви. Чтобы разобраться в каждом конкретном случае, потребуется масса материала, умение применять теорию на практике, для чего не обойтись без психологического образования, и, опять же, определенный интеллектуальный уровень.

Третье. Все теоретизирования о любви XIX века: и в данной книге, и у других авторов, хотя они о том не предупреждают, относятся только к людям из определенного общественного слоя, а именно к среднему и немного повыше.

У крестьян сексуальные отношения выглядели совершенно иначе: где-то строго-патриархальными, где-то свободными — почти как на Тробрианских островах. Соответственно, иначе выглядела и любовь. Если она вообще наблюдалась. Материала на сей счет очень мало, поскольку о крестьянской любви романов не писали, а если и писали, то врали в них, причесывая крестьян под пейзан, то есть идиллических пастухов и пастушек.

Представители высшего общественного слоя — герцоги, принцы, монархи — находились за пределами человеческих законов и очень часто далеко за пределами обычной человеческой нравственности. Поскольку у простого смертного любовь порождается неудовлетворенной половой потребностью, у пресыщенного женским телом механизм ее формирования явно другой. Если у королей действительно возникали любовные страсти, в них скорее всего на первый план выступает уязвленное самолюбие того, кто не привык к отказам. А потому оставим королевскую или царскую любовь в стороне. Не до нее пока.

Проста, как валенок

Теория романтической любви проста, как валенок. Пониманию ее мешает хаос в головах, устроенный поколениями философов, писателей и поэтов, бессознательная цель творчества которых именно в том и состояла, чтобы запутать вопрос. Если с помощью «взгляда инопланетянина» освободить свой мозг и вразумительно сформулировать задачу, теория возникает сама собой, без особого умственного напряжения.

Итак, еще раз. Половое влечение само по себе, по своей природе, именно определенного лица вовсе не требует. В подавляющем большинстве случаев оно легко и беззаботно перескакивает с объекта на объект. Удовлетворить его можно с кем угодно, лишь бы он или она обладали подходящими физическими кондициями. Но иногда это влечение устремляется на единственное лицо и намертво привязывается к нему, что сопровождается сильными страстями. Почему так происходит? Откуда накал страстей? И почему для любящего объект его страстей начинает представляться верхом совершенства?