Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.

Рюриков предупреждает, к каким тяжелым философическим последствиям ведет деление человека на тело и душу: «Раздвоение на тело и душу ведет к отчуждению тела от духа, к обесчеловечиванию тела» {208}. При этом, однако, в его собственных рассуждениях получается то же самое: «... Духовное и телесное в человеке не сочленены, а слиты, как цвета в радуге, и они переходят друг в друга плавно — тоже как эти цвета. Все мы, наверное, знаем, что в человеке есть зоны с перевесом телесного над духовным — вроде кровообращения; есть зоны с перевесом духовного над телесным — зона мысли, особенно отвлеченной. Но, видимо, большинство наших чувств, основы психики лежат в зоне примерного равновесия, сплава духовности и телесности.

И любовь, скорее всего, рождается именно в этой зоне: корни ее лежат в ней, а ветви прорастают во все стороны, во все уголки организма — и в зону перевеса плоти, и в зону перевеса духа. Эта “двусплавность” любви — причина ее взлетов и падений, основа многих ее загадок и противоречий, фундамент ее стойкости и хрупкости» {209}.

Рюриков, похоже, всерьез полагает, что дуализм — это когда тело и дух противопоставляют или разделяют. Нет, когда их сплавляют — то же самое, никакой разницы: сплавлять или сливать можно лишь то, что существует самостоятельно. Рассуждения о зонах с перевесом духовного над телесным и наоборот вызывают в памяти споры двухтысячелетней давности о том, где помещается в человеке душа: в мозгу или в диафрагме. Студента-медика за одно только заявление, что основы психики лежат в зоне примерного равновесия, сплава духовности и телесности, мигом выгнали бы с экзамена.

Прыжки через законы

Еще отчетливее эклектическая сущность взглядов Рюрикова выразилась в его брошюре «Трудность счастья», выпущенной обществом «Знание». «Любовь — как бы надстройка над всеми глубинными нуждами и ощущениями человека, над всеми первородными запросами его души и тела. Это самое сжатое, самое сгущенное воплощение всех человеческих сил — физических и духовных» {210}. Опять душа и тело!

«... Во взлетах сильной любви есть какой-то странный психологический мираж, когда разные “я” как бы исчезают, сливаются друг с другом, — как будто токи любви смыкают между собой две разомкнутые души, и их них образуется одна душа; как будто между нервами любящих перекидываются невидимые магнитные мостики, и ощущения одного перетекают в другого, становятся общими. Тут как бы происходит прыжок через биологические законы, они вопиюще нарушаются» {211}.

«Надстройка над первородными запросами души и тела”, “токи, смыкающие между собой разомкнутые души”, “невидимые магнитные мостики”, “телепатемы”, «”вопиющее нарушение биологических законов» ... Будь все это в поэме, эссе — пожалуйста. Но ведь на обложке брошюры, изданной научно-просветительским обществом, в левом верхнем углу напечатано: «Новое в жизни, науке и технике»...

Свои основные теоретические позиции — как надо изучать любовь — Рюриков, как и в «Трех влечениях», излагает сумбурно, путано и противоречиво. Повторив высказанную там смелую мысль о том, что любовь — это и внутренняя тень человека, и «тень» среды, он продолжает далее: «Нынешние воздействия на любовь идут по двум руслам: первое — это влияния базовых принципов, на которых стоит общество, второе — влияние, которое несет с собой рост городов (урбанизация) и научно-техническая революция. Базовые принципы общества благоприятны у нас для любви. Умирание собственничества, ликвидация социальной несправедливости, угасание женского неравенства, развитие нового, социалистического гуманизма, рост духовной культуры людей — все это делает почву для любви семьи более плодородной» {212}.

«Базовые принципы общества» — выражение довольно неуклюжее. В общественных науках есть устоявшаяся терминология, и надо ею пользоваться. Следующая фраза у Рюрикова либо грамматически неправильна, либо бессмысленна: умирание, ликвидация, угасание базовыми принципами быть не могут.

В теоретизированиях о сущности любви у Рюрикова мирно соседствуют в качестве основных причин и телепатия, и научно-техническая революция, и духовная культура, и адреналин в крови.

Предположим, кто-то взялся изучать, ну, скажем, агрессивность, проявляемую некоторыми людьми в межличностных отношениях. И написал: «Агрессивность — это особая сила, которая проникает в человека, завладевает сначала его подсознанием, а потом и всей душой, рождает в нем импульсы злобы к своему ближнему, резко переменяет все отношение к людям, вещам, миру. Управляя человеком, агрессивность в то же время испытывает на себе влияние базовых принципов, на которых стоит общество: социальной несправедливости, эксплуатации масс; на агрессивность, проявляемую человеком, влияют также урбанизация и научно-техническая революция, ведущая к безработице».

Любой мало-мальски понимающий в философии человек отозвался бы об этой галиматье примерно так: хотя некоторые соображения, например о влиянии социальной несправедливости и безработицы на рост агрессивности где-то в чем-то отчасти верны, в целом — примитивная болтовня.

Ну а почему половая любовь — влечение к одному и только одному человеку? Опять же один раз, опять же мимоходом Рюриков ставит этот вопрос и опять же увиливает от ответа. «Любовь действует... как огромное увеличительное стекло, которое резко меняет зрение человека. Она выбирает из массы людей одного человека, рывком приближает его и гигантски увеличивает его значение. Теперь он равен миллионам людей, один занимает в душе столько места, сколько остальные миллионы.

Но почему так бывает, откуда берутся такие ощущения? Ответить на это можно, наверное, только приблизительно, сравнением. Все мы знаем, что, когда человеку смертельно хочется есть, другие его ощущения гаснут и чувство голода гигантски вырастает, заменяет собой весь мир. Любовь — тоже голод по человеку, чувство невероятной внутренней необходимости в нем» {213}.

То, что любовь гигантски увеличивает значение одного человека, все мы и так хорошо знаем. Хотелось бы знать: почему ? Потому, что любовь — это голод по человеку. Хорошо, но только теперь надо бы объяснить, откуда берется такой голод. Однако на самом интересном месте объяснение прерывается.

Теперь о телесных страстях в любви. Нельзя сказать, что этого вопроса Рюриков не касается. Целые главы посвящены у него борьбе с ханжами и горе-теоретиками, которые норовят представить любовь бесплотным чувством. Можно только приветствовать его здравые и смелые для 60-70-х годов прошлого столетия суждения: «Как голод ввергает человека в дистрофию, парализует его духовную жизнь, заставляя думать только о еде, так и секс-голод смещает всю систему ценностей, ведет к духовной дистрофии, к болезням» {214}.