Владимир Лебедев - Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции

Таким образом, эмоциональная напряженность на завершающем этапе похода корабля в океан, выполнения программы исследований и т. д. обуславливается предвосхищением встречи с близкими родственниками, товарищами и включения в привычную жизнь. Что касается завершающего этапа космического полета, то здесь эмоциональная напряженность возникает не только в результате предвосхищения возврата к обычной жизни, но и «проигрывания» возможных аварийных ситуаций во время возвращения на Землю.

Этап острых психических реакций выхода начинается сразу после выхода человека из измененных условий существования и по времени длится от нескольких часов до двух-трех суток.

Первое, что отмечают спелеологи при выходе из-под земли, снижение порога чувствительности зрительного и слухового анализаторов. «Когда мы выходили из «Снежной» на поверхность, была безлунная земная ночь, — пишет А. Медведев. — Однако зрение наше стало настолько приспособлено к условиям пещерного мрака, а слух к безмолвию, что все мы видели вокруг себя так, как если бы над горами Кавказа стоял ясный день. И вокруг мы услышали не ночную тишину, а сотни и тысячи самых разнообразных звуков: криков, шуршаний, шелестов, шепотов... Необычайно обострившиеся зрение и слух на поверхности продолжали функционировать по законам подземной адаптации еще долгие сутки». Но особенно отчетливо выявляются в этот период сдвиги в эмоциональном состоянии.

В опытах по строгой сенсорной депривации зарубежные исследователи сразу после окончания экспериментов у испытуемых наблюдали появление эйфории, сопровождавшейся выраженным психомоторным возбуждением. Это подтверждалось и нашими исследованиями. Так, один из испытуемых после выхода из камеры в одном из пятен теста Роршаха увидел двух добряков за маленьким столом, которые только что подняли свои стаканы с вином.

После прекращения длительных сурдокамерных экспериментов у испытуемых наблюдалась двигательная гиперактивность, сопровождавшаяся оживленной мимикой и пантомимикой. Многие из них навязчиво стремились вступить в разговор с окружающими. Много шутили и сами смеялись над своими остротами, причем в обстановке, не совсем подходящей для проявления такой веселости. В этот период наблюдалась повышенная впечатлительность. Даже через два-четыре дня испытуемые отмечали ряд фактов и мелких деталей, относящихся к этому времени, которые запомнились им до мельчайших подробностей и расценивались как особо приятные, эмоционально ярко окрашенные. Каждое новое впечатление как бы вызывало забывание предшествующего и переключало внимание на новый объект («перескакивающее» внимание). Большинство испытуемых были довольны собой и высоко оценивали проведенный эксперимент, хотя в ряде случаев это была некритическая оценка проделанной работы. Своих ошибок при экспериментальном исследовании в послеизоляционном периоде испытуемые не замечали, при указании на них экспериментатора, реагировали крайне благодушно, хотя и старались, иногда весьма убежденно, представить свою работу в лучшем свете. Состояние повышенного настроения, оживленности продолжалось от нескольких часов до двух-трех суток. Как правило, даже в тех случаях, когда испытуемые, в связи с измененным суточным режимом, не спали в течение ночи перед выходом из сурдокамеры, они не чувствовали усталости в течение всего дня и относительно долго не могли уснуть ночью.

Так, испытуемый Т. после изоляции находился в возбужденном состоянии; он много говорил на темы, не относящиеся к эксперименту, шутил с обслуживающим персоналом, не сообразуясь с обстановкой и настроением окружающих. Не закончив разговор на одну тему, переключался на другую, увлекаясь поверхностными ассоциациями. Через три часа после выхода из сурдокамеры он выбежал в прилегающий к экспериментальному корпусу парк и стал бегать от одной клумбы с цветами к другой, от дерева к дереву, вслух восхищаясь всем увиденным, не обращая внимания на удивление встречающихся людей. Связано рассказать о проведенном эксперименте он смог только на третий день.

Описанные состояния испытуемых после сурдокамерных экспериментов были расценены нами как гипоманиакальный синдром. Относительная редкость описания этого синдрома в литературе по сенсорной депривации объясняется, очевидно, тем, что он трудно диагностируется ввиду отсутствия жалоб и кажущейся «адекватности» данного состояния настроению, связанному с окончанием эксперимента. Четкое выделение этого симптомокомплекса оказалось возможным только потому, что удалось получить материалы длительного наблюдения за поведением испытуемых (в основном космонавтов) в обычных условиях, а также данные о реакциях в других стрессовых ситуациях.

Психологические наблюдения, свидетельствующие о гипоманиакальном состоянии, подтверждались также данными экспериментально-психологических и ЭЭГ исследований. После окончания эксперимента наблюдался сдвиг спектра частот в сторону возбуждения, тогда как для периода изоляции было характерно преобладание медленных волн. Характерно, что отчетливый сдвиг на ЭЭГ в сторону возбуждения был обнаружен и у тех испытуемых, у которых по внешним признакам гипоманиакальное состояние отмечено не было.

При окончании космических полетов относительно небольшой продолжительности принципиальных различий в состоянии космонавтов с описанными выше эмоциональными состояниями не отмечалось. По возвращении на землю у них также наблюдались двигательное возбуждение, гипоманиакальность.

В возникновении эмоциональных нарушений при выходе человека из экстремальных условий участвует ряд факторов. Один из них — реакция ретикулярной и гипоталамической систем к условиям воздействия обычной афферентации после длительного периода снижения реактивности. Это подтверждается исследованиями П. Ризена, наблюдавшего у животных (кошки, собаки и обезьяны) по окончании длительных экспериментов со строгой сенсорной депривацией резко выраженное эмоциональное возбуждение, доходящее до судорог. По его мнению, эмоциональные расстройства у животных в период реадаптации являются следствием внезапного интенсивного сенсорного притока раздражителей.

Как уже говорилось, выходу из сурдокамеры предшествует завершающий период эмоционального напряжения со специфической картиной поведения. Конечно, завершающий этап психической напряженности в экспериментах, в которых участвовали в основном лица с сильным типом высшей нервной деятельности, не может рассматриваться как депрессивный период. Но общий фон настроения у испытуемых по отношению ко всему периоду длительной изоляции был явно снижен. Что же касается испытуемого Т., представителя слабого типа, то у него заключительный период напряженности протекал на фоне меланхолии. Такая цикличность в определенной степени моделирует соотношение эмоциональных фаз, свойственных как маниакально-депрессивному психозу, так и вообще циркулярным, периодическим колебаниям настроения. По нашим наблюдениям, более яркие формы послеизоляционного гипоманиакального синдрома давали лица возбудимого, безудержного типа, у которых, согласно И. П. Павлову, нет соответствующего умеряющего процесса торможения.