Владимир Лебедев - Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции

Впервые данная проблема «высветилась» отчетливо, когда компьютеризация охватила большие массы людей и к работе и играм с компьютерами были приобщены подростки. Врачи заговорили о «компьютерной наркомании». Вот одна из типичных историй.

В семье 17-летнего Игоря С. отец приобрел себе компьютер, когда сыну было 13 лет. Весь день компьютер был в распоряжении подростка. Сначала он просто играл. Через полтора года собрал свой компьютер и включился в «Интернет». Причем с самого утра и до вечера он работал с ним. Стал пропускать школу, объясняя, что в «Сети» гораздо больше полезной информации. Затем стал редко выходить из дома. На приеме у психоневролога: красные, воспаленные глаза, речь отрывистая, насыщенная специальным лексиконом. Возбудимость сухожильных рефлексов повышена. Отмечаются и другие реакции, говорящие о функциональном нервном расстройстве.

Не каждый ребенок рискует заболеть «компьютерной наркоманией»; «болезнь» поражает только тех, кто предрасположен к ней. Чаще всего это подростки, испытывающие затруднения в адаптации к сложному современному миру, кто не умеет наладить контакт со своими сверстниками, у кого нет взаимопонимания с родителями. Как отмечает психолог Т. Колошина, таких сегодня очень много. Подростки уходят в виртуальный мир, мир с нарисованными друзьями и врагами, чтобы не участвовать в странном и страшном мире взрослых.

Директор Института новых технологий образования Е. И. Будин-Соколова и ректор Института повышения квалификации работников образования А. Л. Семенов считают, что главная причина компьютерной «наркомании» — недостаток внимания к ребенку со стороны родителей. Кода последние заняты, главным собеседником подростка становится машина: она уважает его мнение, внимательно «слушает» и «отвечает». Со временем «ящик» становится единственным другом, и выйти из мира мультимедиа подростку уже не хочется. По прикидкам специалистов, больных компьютерной «наркоманией» в России уже несколько десятков тысяч.

Нечто подобное произошло с детьми, которые играли с японской электронной игрушкой «тамагачи», имитирующей поведение живого существа. Появляющиеся стойкие эмоциональные отношения к этому «роботу» у многих детей вызвали неадекватное поведение к реально живым существам. Так, например, семилетний мальчик нанес тяжелые травмы своему годовалому братишке только за то, что во время его плача он не услышал сигнала от «томогачи», которого в это время нужно было «кормить». В Японии названные игрушки были запрещены по рекомендации психиатров.

Особую опасность американские психиатры видят в так называемых графических чатах. Если раньше виртуальное общение представляло собой просто обмен сообщениями, то графический чат — это виртуальный дворец, подземелье и т. д., в котором каждый участник представлен в виде графического образа. Общение в графическом чате напоминает непрекращающуюся вечеринку — кто-то приходит, кто-то уходит, образы участников перемещаются, обмениваются репликами, могут что-то шептать друг другу так, чтобы не слышали другие, могут дружески похлопать друг друга по плечу, уединяться в специальных виртуальных комнатах и т. д.

С точки зрения человека, испытывающего проблемы в реальном живом общении, такая имитация весьма заманчива. Но что эта имитация общения позволяет реализовывать в психологическом аспекте человеку?

Во-первых, можно создать какой угодно образ самого себя, собрав, например, все то, что хотелось бы иметь в реальности. Во-вторых, анонимность, свойственная виртуальному общению, которая, с одной стороны, и дает чувство безопасности от разочарований, а с другой позволяет экспериментировать со своим образом; когда есть возможность проигрывать в виртуальном пространстве любые фантазии. И, в-третьих, самое важное — интерактивность, из-за которой виртуальное общение и становится способным создавать иллюзию реального живого общения. Вот одно из описаний мотивов к перемене пола в виртуальном мире.

«Играя роль мужчины, я могла свободно выражать агрессию и проявлять жажду власти. Я не считала возможным выразить эти стороны моей личности, когда меня воспринимали как женщину. Для меня это было чем-то вроде соревнования, хотелось выяснить как другие женщины контактируют с мужчинами, как они их соблазняют. Мне они (другие женщины) показались глупыми и скучными.

Я возвращалась к этому мужскому образу, когда чувствовала себя обиженной, задетой или уязвленной. Более интеллектуальный образ мужчины помогал мне дистанцироваться, обрести объективность и ясность. Образ мужчины был стеснительнее, чем мое реальное или виртуальное Я, старше и мудрее. Я могла увидеть его мысленным взором, как он протирает очки, которых я, кстати, не ношу. Это очень не похоже на меня, когда я не в чате. В чате я склонна с ходу врываться, задавать кучу вопросов, встревать».

Силы неврологов направлены в основном на то, как научить пользователей контролировать количество времени, проводимое в интернете, заставить вовремя выключиться из сети или не приобретать сайты, из которых особенно трудно выйти. Но такое решение проблемы, как считают медики, никак нельзя назвать кардинальным, поскольку это борьба со следствием, а не с причиной.

Если человек в виртуальном мире меняет собственную идентичность, это чаще всего, конечно, просто желание поэкспериментировать, свойственное каждому из нас, и, разумеется, не стоит спешить вешать ярлык патологии. Но в ряде случаев за этим может стоять глубинная неуверенность в том, что он кому-либо может быть интересен таким, каков он есть.

Кардинально решить проблему патологической зависимости — значит осознать, что именно в личной истории человека привело к такому восприятию реальности, которое не позволяет наслаждаться жизнью.

С клинической точки зрения все патологические зависимости своими корнями обычно уходят в детские годы и могут быть прослежены в ранней аутизации, мечтательности. Они могут представлять собой способы справиться с тревожностью, депрессией или ощущением внутренней опустошенности. У человека вообще есть свойство уходить в мир фантазий и там скрываться от трудностей реальной жизни, с которыми он не может справиться. Это характерно для человечества, которое начало перемещаться в мир виртуальности с тех самых пор, когда пещерные люди стали рисовать на стенах картины. Сознание ведь тоже в какой-то степени можно отнести к феномену виртуальности, когда отражаемая им картина мира не в полной мере совпадает с реальностью. Особенно такое несовпадение проявляется тогда, когда мы читаем фантастические произведения, смотрим фильмы о полетах в другие миры и т. д. Можно высказать предположение, что интернет лежит не только в русле технического прогресса, но и в русле эволюции человечества.