Кэтлин Адамс - Дневник как путь к себе

15 мая. Совсем не пишется, не знаю почему. Отчасти, я думаю, это изнурение. Я устала быть уставшей.

18 мая. Все эти дни я с трудом вставала по утрам. Каждое утро приходилось делать усилия.

Более того, моя депрессия сопровождалась не только усталостью и отсутствием энергии, но и отсутствием терпения, внимания, ощущением пустоты.

19 мая. Меня удивляет, что происходит со мной, или, точнее сказать, то, в чем я участвую, сама того не осознавая. Мне кажется, что я несусь по течению в полусознательном состоянии. Происходят странные провалы в сознании и памяти. Я называю людей неправильными именами, забываю простые вещи и слишком много ем. И ни от чего не получаю удовольствия.

И здесь я должна выразить признательность своему дневнику за то, что он был со мной на всех этих стадиях. Что бы я делала без него? Это настоящий дар судьбы… Какая радость, что он со мной в этот период смирения.

Должна признаться, что модель горя не является линейной. Я еще не полностью прошла первые четыре стадии, но сейчас как никогда близка к смирению. И это отражается в моем дневнике.

21 мая. Слой за слоем, ближе и ближе к сердцевине. Уже не так больно, это тоже живительный процесс… Я понимаю, что это происходит, когда я пытаюсь защититься от боли и перестаю сторониться того, что предлагает жизнь.

24 мая. И хотя идет трудная борьба, а временами невыносимая, но в равном соотношении с той болью, которую я должна была стойко переносить.

27 мая. Сто вещей, которым я благодарна.

97. Радость.

98. Невзгоды.

99. Радость.

100. Я сама.

Кажется, это очень точная метафора того, как это происходит. Моя радость, окружающая горе и невзгоды с обеих сторон, а под ними я.

Должно ли было быть все по-другому?

Если бы мне пришлось снова пройти через это,

Ухватилась бы я за те же самые вещи, как в этот раз?

Выбрала бы те пути,

Которые уже были выбраны мною?

И стоило бы это затраченных усилий?

Пытаюсь ли я рассмотреть, что там за горизонтом?

Знаю ли я, что моя душа меня любит?

Спасибо моему дневнику. Он стал мне настоящим другом. Я нуждаюсь в нем. Я бесконечно ему благодарна.

Меня удивляет отсутствие воспоминаний детства. Несколько живых образов, сохранившихся с ранних лет, связаны у меня с общением с природой. Я могу вспомнить в подробностях, как взяла за хвост змейку и с ужасом наблюдала, как она разделилась на две части, причем одна половинка соскользнула в траву, а вторая осталась у меня в руке. Я вижу эту картину отчетливо, во всей полноте, со звуками, запахами и ощущениями.

Но у меня остались только смутные впечатления от долгих зим, проведенных с матерью в Миннесоте. Какие события и чувства заполняли мою жизнь с момента рождения и до десятилетнего возраста?

Амнезия, связанная с детскими годами, не является необычной. Швейцарский психоаналитик Алис Миллер утверждает, что многие взрослые не помнят своего детства. По мнению Миллер, эти воспоминания были подавлены в то время, когда их надо было забыть ради эмоционального выживания. Выносить боль от ран, нанесенных родителями, от которых ребенок полностью зависим, для детского, еще недостаточно развитого ума равносильно смерти. И тогда ребенок учится не чувствовать — а возможно, и не помнить — эти травмы.

Процесс подавления часто продолжается во взрослом возрасте. Через много лет после того, когда это служило для самозащиты, он приводит к потере своего истинного «я», отрицанию чувств, неспособности к близости с другими людьми и наконец к депрессии.

«У меня не было никаких воспоминаний о первых пяти годах моей жизни, и даже о последующих — очень скудные, — пишет Алис Миллер о себе. — И хотя это свидетельствует о сильном подавлении (что никогда не происходит беспричинно), ничего не мешало мне сохранять веру, что мои родители окружали меня любовью и заботой и прилагали все силы, чтобы у меня было все, необходимое ребенку».

Итак, для многих из нас миф о счастливом детстве заменяет истину. Это препятствует тому, чтобы заняться полученными ранами, настолько глубокими, что нападающие на нас внутренние детские страхи могут привести к эмоциональной и даже физической смерти.

«Из опыта мы знаем, — утверждает Миллер в книге “Драма одаренного ребенка в поиске собственного ‘я’”, — что надо иметь надежное средство от умопомешательства: эмоциональное открытие и эмоциональное принятие правды в каждом из нас и во всей истории детства».

В личной драме Миллер смогла показать вытесненные из сознания детские раны только в своей живописи. В первый раз в жизни она начала экспериментировать с цветом и формой в сорок пять лет. Она говорит, что удовольствие от этого занятия привело к таким горестным образам, которые она восприняла как воспоминания о душевных травмах, полученных в детстве. Рисование открыло перед ней дверь, чтобы она вспомнила боль и вынесла ее туда, где ее взрослое «я» могло бы встретиться с детским «я» и дать ребенку то, в чем он нуждается.

Что касается меня, то такая практика исцеления есть на страницах моего дневника. Многие из моих дневниковых записей будто обладают некой творческой силой, способной, подобно рисункам Миллер, засвидетельствовать раны, нанесенные моему детскому «я», но в дальнейшем предложить волшебное исцеление, которое окажется возможным только после того, как рана обнаружена, изучена и вскрыта. И для этого отлично подходит ведение дневника со всеми его разнообразными возможностями.

Мое увлечение дневником не было запланированным. Первый шаг в детство, полное душевных травм, был сделан совершенно неожиданно. После бурного спора с дочерью-подростком я написала вымышленный Диалог между нами. И была поражена тем, с какой злобой она нападала на меня на страницах моего дневника. Бессмысленно жестокие слова вырывались с такой яростью, что я была вынуждена признать: они не принадлежали моей дочери, а были скорее результатом самоненависти, извержением моей души, обнажившей собственное ощущение огромной вины и стыда.