Альберт Налчаджян - Фрустрация, психологическая самозащита и характер. Том 2. Защитные механизмы, самосознание и характер

Зигмунд Фрейд в 1913 году идентифицировал переоценку мышления с возможным следствием регрессии или фиксации на нарциссической стадии развития, которая следует за автоэротической стадией. Открыв важность психической реальности, он пришел к выводу, что невротики и примитивные люди (и народы, как предполагает автор настоящих строк) переоценивают важность мыслей, вообще внутрипсихической реальности, по сравнению с внешней реальностью.

Фрейд указал на то обстоятельство, что невротик, имеющий навязчивые идеи, подобен первобытным людям: они не проводят различия между мыслями и действиями. Они отличаются от первобытных людей тем, что боятся наступления чего-то страшного (вредного) не им, а другим, если они повторят свои магические компульсивные действия. Актуальная вера во всемогущество является признаком психического нарушения, галлюцинирования (delusion). В латентной форме она может присутствовать во многих неврозах. Например, всемогущество становится осознанным, когда человек начинает обвинять себя за то, что ответствен за самоубийство женщины, которой он отказал в любви. (Это очень распространенное явление у обоих полов).

Говоря о вере в могущество словесно выраженной мысли следует иметь также следующий феномен: не только представители примитивных народов верят в силу своего слова – заклинаний, молитв, проклятий и т. п., но также представители других, т. н. цивилизованных народов. Широко известным примером является вера в колдовские способности цыган, в их способность не только предвидеть судьбу, но и оказать влияние на судьбу других людей.

Ш. Ференци в 1927 г. связал веру человека во всемогущество своей мысли с его нарциссизмом: пока человек любит себя, утверждал Ференци, он буде сохранять иллюзию своего всемогущества. В мании он использует себя как объект любви, а в меланхолии – как объект, которого ненавидит. В обоих случаях отсутствует четкое осознание границ своего могущества. Еще раньше Ференци указал на то. что навязчивые мысли заменяют исполнение желаний. Это есть регрессия к тем годам жизни, когда за желанием сразу же последовало удовлетворяющее его действие.

Номадизм (от франц. nomade – кочевник, номадизм – кочевничество, склонность к частому изменению места жительства) – частный случай более общей адаптивной стратегии ухода или бегства от неприятной реальности, способной вызывать у индивидов или групп фрустрацию и стресс. Индивидуальный номадизм – это сложная форма поведения, имеющая ряд мотивов и механизмов. Одной из причин появления у человека номадических тенденций – это ослабление идентификации со своими этносом и родиной, отчуждение от них, иногда вплоть до переживания к ним враждебных чувств. У тех этнофоров, кто без серьезных внешних причин проявляют номадизм, мы можем предположить слабость первичных импринтингов и этнической социализации, т. е. шаткость психологических основ патриотизма.

Регрессия к номадизму возможна по той причине, что в прошлом он был образом жизни многих, если не всех, народов. Поскольку филогенетическая память человека и народов – реальность, то можно предположить, что кочевники имеют память о своей этногенетической родине, имеют этнопсихологические исторические фиксации, к которым могут регрессировать [221] О филогенетической регрессии много лет назад автор настоящих строк написал в другой книге: Налчаджян А. А. Социально-психическая адаптация личности. Ереван: Изд-во АН Армении, 1988, с. 118–120; об этнической регрессии и номадизма см.: Налчаджян А. А. Этнопсихологическая самозащита и агрессия. Ереван: «Огебан», 2000, с. 167–172. .

Итак, механизм психической регрессии участвует в процессах этнической психологической самозащиты. Причем этническая регрессия, как мы уже показали в вышеупомянутых трудах, имеет комплексный характер, бывает добровольным или вынужденным и т. п.

А. Проблема. – Воображение имеет в жизни человека целый ряд важных функций. в числе которых функция психологической защиты. Как только человек оказывается в фрустрирующей ситуации, у него начинается активизация процессов воображения. Уровень активности воображения зависит от фрустратора, его силы, уровня интенсивности фрустрированности личности и от ряда других факторов.

Поскольку фрустрация чаще всего имеет характер блокады целенаправленной деятельности личности, воображение выступает для символического («воображаемого») удовлетворения неудовлетворенных потребностей личности, достижения целей в фантастических образах. Ни одна из других многочисленных защитных механизмов личности в точности такой роли не играет. Мы уже знаем, что как логическое, так и псевдологическое мышление также в условиях фрустрации могут играть защитную роль, в частности, в виде интеллектуализации и рационализации. Однако воображение и фантазия в качестве защитного механизма имеют ту особенность, что образы фантазии являются заместителями самого завершения блокированных действий [222] См.: Шибутани Т. Социальная психология. М.: «Прогресс», 1969, с. 75. . В то время как образы, используемые в процессе рефлективного мышления, играют роль лишь интеллектуальных орудий для решения той или иной задачи, образ играющей защитную роль фантазии выступает, скорее всего, в качестве цели. В своих фантазиях индивид получает «возможность» управлять всеми существенными условиями действия и, следовательно, достигнуть любых результатов, невозможных в реальной жизни.

«Хотя такая деятельность и осуждается иногда как ненормальность, она, по-видимому, универсальна и становится патологической только тогда, когда мечтатель не может более различать мир своих грез и мир, относительно которого существует согласие» [223] Шибутани Т., указ. соч., с. 75. . Воображение играет роль своеобразного психологического лекарства, но это лечебное средство и по форме, и по целям значительно отличается от мышления, играющего роль рационализации.

Фантазии человека играют защитную роль и по той причине, что многое, что в них происходит, при действительной реализации породило бы неприятные чувства. Но в самой фантазии, т. е. в процессе чистой психической реализации, они приносят радость как создателю, так и зрителям, читателям и слушателям (если они каким-то образом объективируются). Отсюда можно заключить, что человек имел соответствующие потребности, которые, по-видимому, конфликтовали с другими его потребностями и целями, а также с моральными нормами общества.