Мартин Робинсон - Быть мужчиной

У стены, содрогающейся от глухих ударов басов, я понял, что уже какое-то время нахожусь в состоянии борьбы. Почему я не сказал об этом друзьям? Подкошенный депрессией, я будто перестал существовать. Теперь я вернулся после нескольких месяцев отсутствия, но надолго ли? Скрывать от них то, что происходит со мной на самом деле, — значит обманывать их; из-за этого я чувствовал себя только хуже, однако и надоедать кому-то своими проблемами считал неприличным. Мы же здесь для того, чтобы классно провести время, да? Эмоционально, тепло, по-братски, без этих тяжелых штук. Да, наша дружба бравых парней похожа на отношения родом из чопорной межвоенной эпохи, но если вы поговорите с военнослужащими — особенно с теми, кто участвовал в боевых действиях, — вы увидите людей, сохранивших глубокие эмоциональные связи с друзьями.

Слишком часто в кругу друзей мы демонстрируем отретушированную версию самих себя, и в реальности ни ты не знаешь их, ни они тебя.

Чтобы лучше изучить мужественность в контексте племенного мышления, давайте взглянем на культуру труда, сформировавшуюся за последние столетия. В целом до индустриальной революции существовала развитая культура ремесел, когда мужчины работали недалеко от дома и воспитывали детей, которым предстояло следовать тем же профессиональным путем. С появлением фабрик произошло жесткое разделение дома и работы, и в итоге рабочие зоны и пабы превратились в «мужские пространства», а дома и магазины — в «женские».

Далее случилось еще большее разделение: зарождающийся средний класс сформировал особый тип мужчины-профессионала. Выйдя из местных фирм, он дорос до огромных транснациональных корпораций, эдакое порождение офиса, знаток профессиональных приличий, умеющий убедить окружающих в собственной эффективности. Технический прогресс привел к сокращению рабочих мест на производстве, и большое количество мужчин засело в офисах. Они не стали свободнее — фактически рабочее время удлинилось, к тому же закрепилось понимание того, что и свободное время может быть рабочим, ведь кружка пива вечером с боссом и коллегами весьма важна для карьеры. Твои друзья по работе — это теперь твое племя. Сменил работу — сменил племя. Путешествуй налегке. Без багажа.

Мужественность ослабила племенную связь с идеализацией прежнего типа «альфа-самца», который ныне переродился в Корпоративного Парня. Стандартного Мужчину на приличной должности. Человека, умеющего проводить совещания, сохранять спокойствие среди суеты и никогда не проливать соус болоньезе на костюм. Любой, кто освоил все эти мужские правила и тонкости поведения, может оказаться на его месте, но, скорее всего, это будет белый мужчина с хорошим образованием. Воцарилась демонстративная маскулинность, в реальности ставшая ширмой, прикрывающей продвижение самых отъявленных подонков.

В такой среде «мужаться» означает «заткнуться и вкалывать». Возможность ошибки — препятствие для продуктивности, для истинно сияющей мужественности. Поведение Стандартного Мужчины поощряется в офисной среде, ведь его легко предсказать, мотивировать и вознаградить. Теоретически к этому могут присоединиться и женщины — если они соглашаются жить по тем же правилам. Чтобы не потерять работу, требуется всего лишь слиться с фоном. Будь одним из них — или будь один. История Волка с Уолл-стрит [17] Имеется в виду фильм Мартина Скорсезе «Волк с Уолл-стрит», основанный на одноименных мемуарах бывшего нью-йоркского брокера и финансового махинатора Джордана Белфорта. Прим. ред. в теории должна бы предостеречь, а в реальной жизни она отражает мечту работающего человека.

Дэмиен Ридж — психотерапевт, социолог и эксперт в области психического здоровья. Мы встретились в его кабинете в Вестминстерском университете, и я попросил рассказать о ключевых теориях маскулинности, которые способны пролить свет на стайное поведение мужчин. Первая теория «гегемонной (или доминирующей) маскулинности» была сформулирована в 1980-х годах австралийским социологом Рэйвин Коннелл.

— Суть этой теории в том, что маскулинность напрямую связана с отношениями, — объясняет Дэмиен. — Она не заключена в мужчине, это нечто, что происходит между людьми. Целая социальная система.

Маскулинность — это, цитируя «Волка с Уолл-стрит», «фуфло <���…> типа пыльцы фей, нечто несуществующее»: она проявляется, когда люди сталкиваются друг с другом.

— Конкуренция встроена в систему, — продолжает Дэмиен. — У тебя есть свой, наилучший способ быть мужчиной, но другие способы конкурируют с ним.

В последнее время гегемонную маскулинность называют «токсичной» — она проявляется, когда мужчины собираются вместе, однако Дэмиен отмечает, что это не совсем точное понимание; суть теории в том, что более всего ценится в каждой конкретной ситуации.

Ты можешь оказаться на буддистском ретрите, в атмосфере близости и сочувствия. Но и тут начнется соревнование за звание самого духовно продвинутого. Это то, о чем говорит Коннелл: всегда присутствует идея победителей и проигравших. Стремление быть лучше других — часть мужской психологии.

Эта теория подвергает сомнению устоявшееся представление о единственном, природном виде мужественности. Отсутствие именно такой мужественности я все время ощущал в себе, в ней мужчины видят убежище, и ее продают нам маркетологи: мужественность безусловную, живущую где-то в глубине души; некий внутренний Клинт Иствуд, похороненный современным обществом, которого нам следует воскресить — возможно, посредством темных ритуалов или покупки определенного средства после бритья. Понятие гегемонной маскулинности утверждает, что все это относительно: нет смысла вести себя как Клинт Иствуд в среде джазовых авангардистов (в основном потому, что Клинт Иствуд там уже побывал, ну, вы понимаете).

Согласно этой теории, идеалы каждого сообщества ниспровергаются через «сопротивление» — через поиск новых идеалов, способных пошатнуть или заменить господствующие в данный момент. Однако этот изнурительный сценарий, при котором ведется постоянная борьба за утверждение или опровержение своей позиции, где нет места слабости и невозможно даже подумать об отдыхе, в чем-то ограничен. Всегда ли необходима конкуренция или все-таки иногда стоит сотрудничать? Например, «Мужской клуб Энди» — явно не то место, где меряются членами или хотя бы тяжестью своих проблем. Нельзя забывать и о самопожертвовании — как, например, было с теми парнями, которые объединились, чтобы обезвредить террориста на Лондонском мосту при помощи церемониального меча и бивня нарвала: вряд ли они в тот момент соревновались за звание героя дня. И что делать с людьми, которые сознательно выбирают одиночество, изолируют себя от общества ради поиска новых смыслов? Пускай… но что они вообще рассчитывают найти? Кроме Иисуса.