Матиас Хирш - «Это мое тело… и я могу делать с ним что хочу» [Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела]

Для маленькой девочки изнасилование равносильно смерти. <���…> Мне было 11, и я чувствовала себя исключенной из общества. Вся моя ненависть была направлена на такого любимого отца. <���…> Я не могла справиться с этой сложной смесью любви и ненависти, которую испытывала к отцу. Если бы я его предала, он бы меня больше не любил. Я была заложницей любви и возмущения. <���…> Мир показал мне свое ханжеское лицо, я поняла, что все, чему меня учили, было ложью. <���…> Одиночество. С такой тайной становишься очень одиноким. Выживание вошло у меня в привычку, и я взяла вину на себя. <���…> «Змеиным» летом мой отец, банкир и аристократ, засунул свой член мне в рот. Когда мне было 20, я стала постоянно обкусывать свою верхнюю губу. Это был настоящий нервный тик. Еще 20 лет спустя я довела свой рот до того, что у меня выросла вторая губа. Мой позор был у меня на лице. <���…> После этого я направила свою агрессию против других частей моего тела. <���…> Печальное человечество! Преступление, совершенное против нас, постоянно повторяется!

В возрасте 64 лет Ники де Сен-Фалль (1994) опубликовала свою автобиографию в форме писем к дочери Лауре, и из книги становится ясно, что сексуальному насилию предшествовали многочисленные травмы, лишения и неподобающее обращение.

В возрасте трех месяцев младенца Ники вместе с ее старшим братом отдают в Нивр бабушке и дедушке со стороны отца. Здесь, в замке с угодьями и лошадьми, она проводит первые три года своей жизни. Она описывает бабушку с дедушкой как, с одной стороны, умных и эксцентричных, с другой — холодных, деспотичных и неприступных. <���…> Мать Ники отправляется в Нью-Йорк, предположительно из-за нехватки денег. Только с четвертого года жизни Ники растет по преимуществу со своими родителями или же, позднее, в различных школах и интернатах США. <���…> Следует заметить, что любое не так сказанное слово в этой семье ведет к оплеухе. В приступах гнева мать бьет Ники по лицу щетиной своей расчески. Отец часто наказывает ее розгами.

… Во время летних каникул перед ее двенадцатым днем рождения Ники подвергается неоднократным изнасилованиям со стороны отца (Niemeyer-Langer, 2003, S. 36 и далее).

Ники де Сен-Фалль представляет связь между сексуальным насилием и самоповреждающим поведением как очевидную, хотя она, конечно, не читала учебников по психотравматологии. Она очень лаконично передает динамику жертвы инцеста: именно потому, что семья была помешана на морали и приличиях, именно потому, что она любила отца, и потому, что испытывала желание со своей стороны, обсуждение травмы (с кем же?) было невозможным, она была «очень одинока с таким секретом». Идентификация с агрессором позволила ей взять вину на себя, это стало «способом выживания». А несимволизированный гнев, агрессия, которую заслужил насильник, были направлены против жертвы насилия, против рта, губ, а затем и «других частей тела». (Многие жертвы инцеста испытывают психогенные боли внизу живота, называемые пелипатией, т. е. они «выбирают» «место преступления». Такая боль содержит как связь с агрессором, так и самонаказание по принципу Талиона.)

В следующем клиническом примере мы рассмотрим проработку самоповреждающей динамики у пациентки Йоханны в ходе групповой сессии [21] Это та же самая группа, где провела первый год своей групповой терапии пациентка «Марта» (ср.: Hirsch, 2008). . В группе развивается дискуссия о психофармакологии, после чего Марта говорит о своем гневе и неутолимой агрессии.

Йоханна. Я пытаюсь успокаивать себя зверобоем. В клинике мне давали таблетки, и я не хочу их больше принимать. Я принимаю зверобой уже две недели, мне его прописал врач.

Марта ( немного заговариваясь ). Мне однажды хотели дать лекарства, это было перед экзаменом, я восприняла это как провокацию.

Йоханна. Действие лекарств бывает разным. В клинике я по-разному реагировала на одни и те же медикаменты.

Марта. Я постоянно срываюсь. Прежде чем это произойдет со мной в очередной раз на людях, я уж лучше приму лекарства.

Карола. Речь все-таки не о лекарстве, а о твоей агрессии, когда ты чувствуешь себя захваченной ей!

Доктор Х. ( Марте ). Может быть, вы хотите сказать, что терапии недостаточно и вы хотите принимать еще и медикаменты.

Марта ( уступчиво ). Собственно, это должно работать и без лекарств, речь ведь об установке в голове.

Йоханна. Я снова направляю агрессию против себя самой. Я порезала свою левую руку и бедро, постель была испачкана…

Доктор Х. Вы имеете в виду, что она была окровавлена.

Йоханна. … .окровавлена. На следующее утро в душе адски саднило. Мне было стыдно, и я злилась, что снова это сделала. Как будто во мне сидят два человека.

Доктор Х. Ко всему прочему, второй голос упрекает вас в том, что вы до сих пор не можете с собой совладать. Но он же и берет в руку нож. Нож? Или бритву?

Йоханна. Нож.

Доктор Х. Один человек хочет наказать вас, потому что вы не заслуживаете лучшего. Как все к этому пришло? Как вы к этому пришли? Вы это делаете уже много лет?

Йоханна. С 25 февраля 2002 года.

Марион. И что случилось тогда?

Йоханна. Мой тогдашний партнер меня оставил.

Марта ( резко ). Как часто ты это делаешь?

Йоханна. В последнее время не так часто. Это был первый раз за много месяцев.

Ангела. Был какой-то определенный повод?

Йоханна. Не знаю, было ли это поводом. (Обращается к Фолькеру. ) Когда ты говорил о своих отношениях, я вспомнила, т. е. меня осенило, что у меня тоже были отношения, что я опять не смогла не допустить, чтобы мужчина причинил мне боль.

Доктор Х. Иначе говоря, вы лучше причините себе боль своими руками? Вы продолжаете работу мужчины?

Карола. У тебя во время отношений тоже были проблемы, ты была агрессивной?

Йоханна. Нет.

Карола. Как ты себя чувствовала вообще в отношениях?

Йоханна. Не хорошо и не плохо. У меня уже тогда было чувство, что во мне два человека: один был начеку, чтобы он не причинил мне боль, а второй был зависимым и требовательным. Но тогда я верила, что у меня все под контролем, и он, и я сама. Иначе я вообще не ввязывалась в отношения или разрывала их. В этом случае мне не удалось. Как будто я годами ценой больших усилий строила дом, а кто-то сбросил на него бомбу, и все разрушилось.

Ангела. Дом или тюрьму? То, как ты об этом рассказываешь, больше похоже на тюрьму.

Марта. Тюрьма — слишком жестко сказано. Все же отношения работали какое-то время. Я только в 30 лет начала раскрываться в отношениях, и я все еще в процессе.