Матиас Хирш - «Это мое тело… и я могу делать с ним что хочу» [Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела]

«Я хочу как-нибудь забеременеть, но не иметь потом ребенка»

«Я не хотела быть матерью, но тем не менее хотела ребенка»

Динамика не прошедшей сепарацию дочери, которая хочет принести своего ребенка родителям, содержит в себе и повышение самооценки, ведь дочь наконец будет что-то значить в глазах отца и матери (то, что она не пережила и не прочувствовала это в достаточной мере раньше, и стало причиной такой зависимости). Если такая зависимая и неуверенная в своей идентичности женщина беременеет, чтобы восполнить дефицит идентичности, она опять же делает это ради родителей, будь то новое сближение с ними из-за ребенка или символ того, что с семьей все в порядке (см. случай госпожи Оденвальд), даже когда дочь сознательно думает: «Я справлюсь сама!». Беременность значит и временное обретение женской идентичности. Беременная чувствует себя в удивительном согласии со своим телом, сильной и здоровой. Собственное беременное тело становится своего рода хорошей матерью.

Ева Херцигова, 33 года, итальянская модель, радуется предстоящему материнству: «Я на шестом месяце беременности и могла бы еще десять лет пробыть беременной», — сообщила она Vanity Fair. Уже пять лет она вместе с туринским бизнесменом, от которого хочет еще детей (Süddeutsche Zeitung, 8 февраля 2007).

Госпожа Рёль не знает своего отца, ее мать рассталась с ним во время беременности. Госпожа Рёль не справляется с учебой, несмотря на весь ее ум и другие способности (она блистательно информирует о новостях науки профессоров в нескольких институтах), и это уже второе ее образование. Ей снится сон: она беременна, на пятом или шестом месяце. Она смотрит на свой живот.

Она в незнакомом доме, вокруг много чужих людей, они кажутся пугающими. Она не знает, как эти люди ее видят, что они думают о ее беременности. Я сразу вспоминаю статистику, свидетельствующую, что студентки медицинских факультетов гораздо чаще беременеют перед госэкзаменами, чем во время учебы, и говорю ей об этом. Для студентки-медика это может стать отсрочкой для идентичности, она сначала займется ребенком, а потом когда-нибудь вернется к необходимости закончить учебу. Во сне госпожа Рёль подумала, что пять месяцев — слишком поздний срок, чтобы что-то изменить, т. е. сделать аборт. Я говорю: это звучит как пятый или шестой семестр… Она перебивает меня, смеясь, что все так и есть. Слишком поздно опять менять специальность. Я также думаю о «Ребенке Розмари»: там тоже есть пугающее чужое окружение, которое имеет странные притязания на ребенка. — На выходные она ездила с матерью в небольшой городок в соседней стране, встреча была очень милой, маленькая собачка матери тоже была с ними. Это очень молодой пес, его еще нужно воспитывать. Он очень привязан к матери, как будто он новый ребенок, который заменяет матери дочь.

Когда мать была беременна госпожой Рёль, она была совсем к этому не готова. После родов она сразу же вернулась к работе, бабушка стала матерью, а мать была как отец: она возвращалась с работы по вечерам… В «Ребенке Розмари» кажется, что нерожденный ребенок должен родиться для чужеродных целей. Чудовищное окружение во сне связано со страхом, хотя во сне она этого страха не чувствовала. Удивительным образом она полагает, что ребенок делает из матери нечто чуждое, незнакомое. Как если бы мать должна была во время беременности удивляться тому, что она станет матерью, будто это что-то инородное. И она сразу же отдала своего ребенка собственной матери и заранее отправила отца подальше. Такой ребенок и сам по себе должен остаться чужим, она всегда была другой, чужой, ребенком без отца. Во сне страх перед чужими и новой идентичностью, страх ребенка проецировался на пугающее окружение. В фильме Розмари отдают во власть чужеродных сил. Но одновременно можно заметить, что это и ее собственные страхи перед ребенком, страхи новой идентичности, которая ей навязывается. В ее страхе скрыто и желание избавиться от ребенка, если пугающие люди заберут его. В фильме мать в итоге принимает чудовищного ребенка. Когда госпожа Рёль родилась, не было никого, для кого бы родился этот ребенок, был вакуум на месте отца, нечто ужасное. Не было отца, который помог бы ребенку обрести идентичность.

Динамика прояснилась: прогресс в учебе и ее окончание означают отделение от матери. Мать компенсирует возможную утрату дочери с помощью маленькой собачки, у нее снова есть «ребенок». Если бы пациентка забеременела и родила ребенка, она не закончила бы учебу, вернулась бы к матери и у матери бы снова появился ребенок. Опять же не было бы отца, констелляция детства пациентка повторилась бы: бабушка, мать и ребенок.

Терапия подростка. Николь (дочь моей пациентки госпожи Куадбек, ее уже приносили ко мне в практику в семимесячном возрасте) 18 лет, и ей предстоят выпускные экзамены в школе. Уже сейчас она «ужасно хочет иметь ребенка», и партнер ее на это только воодушевляет, он «уже такой взрослый», на 10 лет старше. Николь обожает лошадей. В стойле, где она уже много лет ухаживает за лошадьми, чтобы ездить на них, есть старая лошадь, которую она очень хочет спасти, хочет купить ее, чтобы спасти ей жизнь! Она бы заботилась о ней, ухаживала за ней, содержала ее! На прошедших сессиях я не делал тайны из своего скептического отношения к этой затее, мне бы больше хотелось, чтобы она строила планы на время после окончания школы вроде «поехать учиться в Южную Германию», «поехать на год учиться в Канаду» и т. д. Она приходит на сессию сияющей и в отличном настроении, мне предстоит угадать, в чем дело. Она купила лошадь! Это стало возможным, потому что мать познакомилась с женщиной, которая идеально содержит лошадей, она лошадиный терапевт и была готова взять лошадь на себя и использовать ее в учебных целях, т. е. Николь не пришлось бы тратиться на стойло и корм. Ее «папуля» (родители давно в разводе) тоже сразу сказал, что тут не о чем думать и пообещал дать денег. «Петти», ее парень, был против, он сразу сказал, что она будет все выходные проводить в стойле. Почему же я строю такое лицо, как будто меня это совсем не радует? Я признаю, что я все еще отношусь к этому скептически, я ведь достаточно ясно ей сказал, на редкость ясно, что я об этом думаю. Да, это она тоже понимает, но: «Теперь у меня есть мой ребеночек!» . Она рисует себе картину, как она обо всем позаботится, не о пеленках и бутылочках, а о попонах и щетках, чтобы ухаживать за лошадью. Она идеализирует новое стойло: там нет лишней болтовни, нет враждебности, все ей улыбаются. Она снова вынуждает меня сказать что-нибудь хорошее. Я отвечаю метафорой матери-подростка: она очень старается отделиться от родителей и посредством беременности, так сказать, насильно делает себя взрослой, в настоящем бунте против родителей: «Я справлюсь и без вас!». А когда ребенок появляется на свет, есть два варианта развития событий… «Да, я поняла, что с лошадью это тоже может случиться, что-то может пойти не так и, может быть, я не смогу за ней ухаживать и придется ее отдать обратно». — «Да, это один из вариантов, когда молодая мать должна отдать ребенка. Другой вариант: она в некоем раскаянии возвращается к матери, которая радуется получить дочь обратно, а вместе с ней и еще одного ребенка». Тогда она говорит: «Да, смешно, моя мать могла бы быть против, но она только сказала, чтобы я не говорила бабушке с дедушкой, потому что деньги от них! Смешно, что мать ведет себя так нелогично и непоследовательно: она все время меня ругает, что я не умею обращаться с деньгами и что она мне больше не будет давать никаких дополнительных денег. С другой стороны, она сейчас перевела мне деньги на ветеринара, потому что у наших кошек кошачий грипп, конечно же, я отлично распоряжусь тремя сотнями марок, но я думаю, что я переведу деньги назад». Николь точно замечает, что мать заинтересована в том, чтобы поддерживать с ней связь, входить в контакт и быть ей другом, чтобы она оставалась рядом с матерью. Тогда она говорит: «Мне нужно закрыть счет и открыть новый, потому что мать постоянно видит, на что я трачу деньги, она работает в банке и контролирует состояние моего счета».