Дэмион Сирлз - Тест Роршаха. Герман Роршах, его тест и сила видения

Если представить ответы в виде графика, на вертикальной оси которого – количество ответов, а на горизонтальной – частота каждого из них, то почти вертикальная линия слева покажет общие места чернильных пятен – всех этих очевидных летучих мышей и медведей, – а горизонтальная линия показывает свободу действий и личных особенностей каждого человека. Мейер назвал это структурой и широтой теста Роршаха. График также демонстрирует более конкретную схему: самый распространенный ответ встречается в два раза чаще, чем второй по частоте, в три раза чаще, чем третий по частоте, и так далее.

Это называется законом Ципфа, который представляет собой один из структурирующих мироздание математических законов упорядочения. Другие схемы более известны обществу – последовательность Фибоначчи в раковине наутилуса, колоколообразная кривая случайного распределения, – но Ципф описывает явления от масштабов землетрясений (случается немного крупных землетрясений и очень много мелких) до размеров населения городов, уровней бизнеса и частоты употребления слов (в английском the употребляется в два раза чаще, чем of, в три раза чаще, чем and, и так далее, вплоть до «баклана» (cormorant) и метилбензамида (methylbenzamide)). Ответы на тест Роршаха в широком спектре образцов будут следовать той же самой схеме. Летучая мышь на карточке V в тесте Роршаха – то же самое, что артикль the в английском языке.

Один проведенный тест также дает более одной отправной точки для дальнейших изысканий. В продолжение теста человек обычно произносит десять, двадцать или тридцать ответов, и хороший результат не будет привязан лишь к одной из сторон кривой Ципфа. Очевидные ответы позволят предполагать, насколько вы закрытый или жесткий человек, или не заинтересованный в выполнении задачи, или скучный, в то время как большое количество необычных или странных ответов может означать, что вы плохо приспособлены к реальности либо одержимы какой-то манией, ну, или же просто яростно пытаетесь быть бунтарем, непохожим на других.

И наконец, тест Роршаха дает последовательность, состоящую из множества отправных точек. Тест представляет собой фиксированную серию из десяти карточек, но у испытуемых есть возможность давать несколько ответов на каждую из них в любой последовательности. Ответы конкретного человека движутся, так сказать, вверх и вниз по кривой Ципфа, и это – движение, которое само по себе имеет структуру и широту. Начинают ли ваши ответы разваливаться при столкновении с цветными карточками под конец теста, или, наоборот, все начинает срастаться? Начинаете ли вы с чего-то очевидного на каждой карточке, а затем ловчите, или же постепенно приходите к популярным общим ответам? Даже если выйдет так, что двое испытуемых дадут одинаковые ответы на каждую карточку, но в разном порядке, возможно, один из них испытывал сильное стремление дать определенный ответ в первую очередь, а еще какой-то – в последнюю, что является значимой схемой для чувствительного доктора, проводящего тестирование.

Используя интуицию, художественное мастерство, метод проб и ошибок и некоторые идеи о силе симметрии, Герман Роршах создал набор изображений, которые настолько же четко организованы, насколько и гибки, как естественный язык или землетрясения. В этом смысле трудно представить, чтобы они стали лучше, – психологи пытались создать альтернативные наборы изображений в течение многих лет, но все, кто пытался это сделать, быстро потерпели неудачу и остались на обочине. Пятна Роршаха подобны акту видения, который сам по себе имеет структуру и широту. В них действительно что-то есть, но ничего такого, что могло бы полностью нас сдерживать. Визуальная природа мира объективно сокрыта в вещах, но мы видим ее там; субъективно мы навязываем вещам свой взгляд на мир, но только если этот взгляд соответствует тому, что мы видим. Все мы смотрим на одно и то же, даже когда видим это по-разному.

Пятна Роршаха уникальны не только по форме. Цвета вызывают эмоции – порой даже быстрее, чем сами фигуры, – но не всегда. Вложить движение в неподвижный рисунок – дело непростое, это требует от художника настоящего мастерства и, говоря словами Роршаха, «пространственного ритма» (как у Микеланджело, а не как у футуристов). Еще труднее теоретически передать чувство движения, так, чтобы одни люди его заметили, а другие – нет. Почти каждый увидит движение на таких рисунках, как роршаховский мужчина, пытающийся открыть консервную банку, но, как писал Роршах в 1919 году, «ключевой момент состоит в том, чтобы затруднить появление ответов Движения. Если вы показываете кому-то хорошие рисунки, то каждый, даже умственно отсталый, будет казаться типом Движения».

Симметрия пятен, признавал Роршах, заставляет людей видеть «непропорционально много бабочек и т. д.», но он был прав и в том, что «преимущества намного перевешивают недостатки». Горизонтальная симметрия пятен помогает людям наладить с ними связь и даже идентифицировать себя с ними. Пятна Роршаха не математически симметричны, – они имеют различия в крошечных выступах, промежутках и оттенках, но они не задуманы как изображения животных или людей, именно поэтому пятна выглядят сбалансированными и живыми. Кроме того, поскольку группы людей, с которыми мы сталкиваемся в реальной жизни, расположены рядом друг с другом, а не друг над другом, горизонтальная симметрия создает «социальную» связь между двумя сторонами каждого из изображений. Это заставляет разные части чернильных пятен взаимодействовать друг с другом, например создавать пары людей или других существ. Чернильный тест не работал бы без горизонтальной симметрии, пятна не были бы чем-то личным, психологическим.

Так что, при всех изменениях в системе подсчета, процедуре проведения теста и понимании его значения, сами чернильные пятна Роршаха остались неизменными – по уважительной причине.

Эссе о Роршахе швейцарского философа Жана Старобинского начинается поэтично: «“Каждое движение рассказывает что-то о нас”, – писал Монтегю. Сегодня мы можем добавить: каждый акт восприятия сродни движению и тоже что-то о нас рассказывает». И в наше время открытия Роршаха относительно природы восприятия движения продолжают признавать самым оригинальным и устойчивым аспектом его работы. Они прямо подтверждаются некоторыми актуальными исследованиями неврологической науки последних тридцати лет.

В начале 1990-х годов итальянские ученые из университета Пармы сделали кажущееся простым открытие: некоторые из клеток одной области мозга макак, активирующиеся как в ситуации, когда макака выполняет какое-либо действие (например, тянется за кружкой воды), так и тогда, когда она видит кого-то еще (человека, другую макаку или изображение макаки), выполняют одно и то же действие. За этим последовал ряд блестящих экспериментов, показавших, что клетки не активировались, когда обезьяны наблюдали за тем же движением, за которым не стояло намерение (рука протянута таким же образом, но не для того, чтобы взять кружку), и срабатывали в процессе выполнения другого действия с той же целью (использование левой руки вместо правой или использование плоскогубцев с обратным хватом, где нужно не сжимать пальцы, а разводить их в стороны). Казалось, что нейроны реагируют на смысл действий. Это не просто контрольные механические, или моторные, процессы, а рефлексы, которые транслировали прямо в мозг намерения и желания окружающих.