Алексей Лызлов - Психология до «психологии». От Античности до Нового времени

Первый род познания, по Спинозе, это познание чисто опытное, чисто эмпирическое. Это познание он уподобляет познаниям купца, который умеет пользоваться счетами, но не знает даже законов арифметики. Он может на счетах отложить правильное количество костяшек, правильно дать сдачу, правильно взять денег, но он не может обосновать, почему он сделал то или иное правильно, он не знает законов арифметики. Подобно такому купцу, человек, для которого свойствен первый род познания, из опыта знает, что приятно и неприятно, какие вещи вызывают удовольствие, какие неудовольствие, и т. д. Но он видит причину того, что с ним происходит непосредственно в том, что на него воздействует. Так, если человек познает мир по первому роду познания и, например, он едет в троллейбусе и ему наступили на ногу, то причина этого неудовольствия видится ему в том, кто ему на нее наступил, и тут, говорит Спиноза, уже ничего не поделаешь. Если человек мыслит что-либо или кого-либо в качестве причины своего неудовольствия, то в нем возникает ненависть к этой причине. И пока человек вот так воспринимает мир, он будет обрушиваться с ненавистью на все, что его непосредственно задевает, и обращать свою любовь на все, что непосредственно приносит ему удовольствие. Он будет зависим от окружающих его людей, от тех обстоятельств, в которые он попадает. И он из этой зависимости никогда не выйдет, если способ познания мира у него не изменится.

Есть также второй род познания. Тоже далекий от совершенства, но несколько более продвинутый, рефлексивный. Человек может начать строить бесконечные ряды причин и следствий. Вот произошло некоторое событие: скажем, человек наступил мне на ногу в троллейбусе. Но это событие имело причину, например, наступивший мне на ногу человек не выспался и потому не проявил достаточную внимательность; однако то, что он не выспался, тоже имело какую-то причину: у него было много работы, он не успел ее сделать, сидел ночью, – и так мы можем продолжать до бесконечности. Мы можем выстраивать бесконечный ряд причин, которые ведут к тому следствию, которое с нами случилось. И, что интересно, при таком раскладе ненависть ни на одну из этих причин обрушиться не может, она начинает отодвигаться до бесконечности, рассеиваясь по всему ряду. И такой человек, как говорит Спиноза, будет не любить, не ненавидеть, а понимать. Он будет понимать, что все в мире обусловлено, ничего тут не поделаешь, ну, случилось – значит случилось. Это будет такой рационально мыслящий человек, который нейтрален в своем отношении к миру.

И наконец, третий род познания – это как раз познание из бытийного основания. Такое познание события требует вообще другой оптики: нужно увидеть его как проистекающее из основы, субстанции – Бога, или Природы. И тогда человек самого себя постигает как обусловленного в самой своей способности к действованию Богом, этой единой субстанцией. Тогда такой человек, поскольку ничто внешнее он не воспринимает, как ограничивающее его возможность действий, не воспринимает как что-то, от чего он зависит, такой человек не будет никого ненавидеть, он будет любить. Он будет любить Бога, или Природу, как источник самой его жизни, как источник его способности к действованию. Он будет любить все, что встречает в мире, как проявление жизни Бога, которая является и его жизнью. Он будет тогда проникнут интеллектуальной любовью к Богу, которая, как говорит Спиноза, является любовью Бога к Самому Себе, проходящей через человека. И он будет с удивительной полнотой ощущать в себе присутствие этой неисчерпаемой жизни. Такой человек будет, по Спинозе, действительно свободен.

Концепция, как мы видим, очень интересная, более того, для Спинозы это не что-то надуманное, это определенный способ жизни. Жиль Делез, один из крупнейших французских философов 2-й половины XX века, говоря о Спинозе, обращает внимание на дошедшие до нас портреты этого мыслителя. Делез говорит: «Посмотрите на лицо этого человека на портретах. Казалось бы, перед нами истощенный, болезненный человек. Но лицо его залито жизнью». Ведь если взять чисто абстрактно, перед нами одинокий, больной, бедный человек, который изгнан из своей общины, живет полуотшельником. А лицо его залито жизнью. Откуда эта жизнь? И Делез старается показать, что это философ, для которого философия и жизнь нераздельны. То, что он говорит об этой интеллектуальной любви к Богу, это для него не нечто отвлеченное, а то, чем он стремится жить.

Теперь надо сказать еще о двух очень важных авторах XVII века. XVII век для европейской философии – это век, когда начинается очень многое, когда начинается та история новоевропейской мысли, которая будет (хотя и здесь не все так просто, но в целом – так) развиваться вплоть до XX века, а в XX веке все снова придет в движение. XX век даст критику тех концепций, которые развивались от XVII до XIX века, установит некоторые новые возможности философствования. Конечно, и в XVIII веке тоже будут иметь место грандиозные перемены; в XIX веке наступит кризис философии, ориентированной на построение метафизических систем, расцвет позитивизма. Но все-таки во многом наследие XVII века будет удерживаться философией двух последующих веков.

Два мыслителя, о которых нам нужно теперь сказать, – это английский мыслитель Дж. Локк и конечно же Г. В. Лейбниц, мыслитель немецкоязычный, но писавший, помимо родного языка и общей для философов того времени латыни, еще и по-французски, потому что французская философия благодаря Декарту становится в XVII веке очень заметной. Эти два мыслителя тоже вносят свои линии в рассмотрение душевной жизни человека, тоже делают важный вклад в историю психологической науки.

Локк – один из основоположников английского эмпиризма. Эмпиризм – учение о том, что все содержания нашего сознания проистекают из опыта. Локк пытается показать, как это происходит. При этом он отрицает существование врожденных идей, полемизируя в этом пункте с Декартом. Декарт предполагал существование врожденных идей, которые обусловливают устроенность нашего опыта и его приобретения. К примеру, идея числового ряда. Не имей мы ее, считает Декарт, мы никогда не смогли бы приступить к пересчету конкретных вещей, никогда бы не восприняли множество данных нам вещей как не множество счетных единиц. Или – другой пример – идея Бога, о которой мы с вами уже говорили.

Так вот, Локк настаивает на том, что никаких врожденных идей не существует, что изначально человеческое сознание есть tabula rasa, чистая доска, и в процессе жизни опыт на этой чистой доске пишет свои письмена. При этом замысел Локка первоначально состоял не в разработке психологии как таковой. Локка интересовал вопрос о границах человеческого познания. О том, что собственно человек может знать и что для человеческого знания оказывается принципиально недоступным. Но к ответу на этот вопрос Локк стремится прийти, исследуя, как развивается человеческое познание и сознание. Вопрос о границах познания и вопрос о том, как познание развивается, оказываются в философии Локка неразрывно друг с другом соединены. В такой связке эти два вопроса будут выступать и в философии XVIII века – в частности, у французских просветителей, для которых Локк будет одним из ключевых мыслителей. Только И. Кант вновь строго разведет эти два вопроса в своей критической философии.