Шерри Тёркл - Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Если вы открыли какое-то приложение и пробегаете глазами разную информацию, потому что вам скучно, можно нажать на маленькую круглую кнопку и прокрутить целую вереницу приложений. Даже если ничего не происходит, у вас наверняка есть электронная почта. Порой становится скучно, когда просто сидишь и разговариваешь с кем-то – или находишься на занятии. Вот тут-то и начинаешь заглядывать в телефон, даже если знаешь, что ничего не произошло. К этому постоянному переключению настолько привыкаешь, что становится трудно просто сидеть или сосредоточиться на чем-то одном.

По словам Джуди, в зоне Facebook у вас никогда не бывает возможности “просто сидеть” или “сосредоточиться на чем-то одном”. Тут возникает проблема, поскольку два этих действия и есть составляющие уединения.

Размышляя о зоне Facebook, полезно вспомнить о теории потока, выдвинутой психологом Михаем Чиксентмихайи. Поток – это состояние, когда вас просят выполнить задание, не настолько простое, чтобы выполнять его, не задумываясь, но и не настолько сложное, чтобы вам потребовалось быть на пределе возможностей. Например, если во время катания на лыжах перед вами возникают определенные сложности, но ваших способностей все же хватает, чтобы установить контакт с горой, значит, вы находитесь в потоке. Для Чиксентмихайи опыт, пережитый в состоянии потока, всегда приводит к новым знаниям и укреплению самоощущения [97]. А вот у игроков, оказавшихся в центре исследования Шулл, не наблюдается личностного роста; напротив, они оказываются в ловушке, где их ждет только повторение. Мадригаль называет машинную зону “темной стороной потока”.

Если речь идет о потоке и его темной стороне, где оказываемся мы, войдя в зону Facebook? И Мэгги, и Джуди признаются, что блуждание по приложениям отвлекает их от других – как им кажется, более важных – вещей, которыми они занимались прежде (например, прогулки, рисование или чтение). У девушек больше не остается времени на эти занятия, но они не в силах оторваться от своих телефонов, да и не уверены, что хотят этого. Их истории рассказывают нам об “успехе” цифровых устройств, чья конечная цель – держать своих пользователей подключенными.

Подтверждением этому служит и забавный эпизод, произошедший во время бостонского визита Эрика Шмидта, исполнительного директора Google. Шмидт представлял в Бостоне свою недавно опубликованную книгу. Входя в зал, он спросил публику: “Кто из вас будет пользоваться телефонами во время моего выступления?” Когда над залом взметнулся лес рук, Шмидт воскликнул: “Отлично! Именно этого мы от вас и добиваемся” [98]. Приложения нужны, чтобы вы постоянно ими пользовались. И чем больше свободного времени вы проводите, блуждая по приложениям, тем меньше у вас времени побыть наедине с самими собой.

Студенты четко обозначают свою позицию: их представления об уединении подразумевают пребывание в сети. По словам одной третьекурсницы, она не предается мечтаниям, но позволяет себе “прохлаждаться”. Это занятие предполагает “бессмысленное блуждание по интернету”. Можно было бы назвать это мечтаниями 2.0, однако эти действия не приводят к тому результату, к какому приводят мечтания. В сущности, третьекурсница называет сеть своим “механизмом защиты” от мечтаний. Время, проведенное в блужданиях по интернету, защищает ее от “опасности” блуждания ума. Другая студентка высказывается в том же духе, называя свой телефон “страховкой” от скуки. Подобно вице-президенту фирмы, входящей в список 500 крупнейших компаний мира, эти молодые женщины понимают: время, проведенное наедине с телефоном, вызывает тревогу.

Я спрашиваю двадцатилетнюю Кармен, случается ли ей хоть иногда просто посидеть и подумать. Она отвечает: “Ни за что бы не стала этого делать”. В любую свободную минуту она посещает Facebook. По ее словам, без Facebook она не хочет думать о своем прошлом. “Думать о пережитом вместо того, чтобы смотреть на картинки и сообщения, – для этого требуются немалые усилия”.

А Кармен вовсе не хочется прилагать такие усилия. “Проблема в том, – объясняет она, – что, если вы думаете о прошлом без Facebook , вам придется осознанно сказать себе: «Ладно, теперь я собираюсь подумать…» А для этого нужно приготовиться сидеть в одиночестве”. Кармен вряд ли на это пойдет. Она уже достигла той точки, когда уединение непременно предполагает наличие ноутбука и людей, с которыми она контактирует в интернете. Таким образом, новое определение уединения – управление толпой.

Двадцатилетняя Аня описывает вечер, когда она сопровождала приболевшую соседку по комнате в больницу. Медсестра приемного отделения не сочла ее боль в животе острой, и двум девушкам пришлось провести пять часов в ожидании врача. Обе они уткнулись в свои телефоны. Когда телефон Ани начал разряжаться, она запаниковала.

Индикатор заряда батареи стал красным, я занервничала: “О нет, он сейчас вырубится”. Это чувство тревоги. Я, действительно, начинаю волноваться, если мой мобильный вот-вот разрядится. И вот он разрядился. Кроме шуток, я обошла всю больницу. Я спрашивала каждого сотрудника, каждую медсестру, каждого встречного, есть ли у них зарядка для iPhone. Наконец, я встретила какого-то охранника, и он отвел меня в подсобку, где я смогла зарядить телефон. Я была готова на все – даже вторгнуться в личное пространство случайных людей.

Это пример тревоги разъединения в присутствии лучшего друга. По словам Ани, они с соседкой вовсе не хотели молча сидеть со своими мыслями, а разговор, как им казалось, требовал слишком больших усилий. “Мы просто хотели быть в тишине, занимая свои мысли содержимым наших телефонов”.

Людям нравится образ творческой идеи как некоего озарения, подобного внезапно вспыхнувшей лампочке. Но обычно такие моменты озарения требуют длительной подготовки.

Опираясь на собственный опыт, французский математик и философ Анри Пуанкаре размышлял насколько, в сущности, медленно раскрываются идеи, кажущиеся результатом моментов озарения. По мнению Пуанкаре, “внезапная вспышка” – всего лишь “проявление предварительной, длительной и бессознательной, работы”, которую обычно выполняют в одиночестве.

Нередко, когда работаешь над сложным вопросом, не удается достичь результата с наскока. Тогда берешь передышку, более длительную иди короткую, и заново садишься за работу. Первые полчаса опять могут оказаться безрезультатными, а потом тебя внезапно озаряет решающая мысль [99].

Самые первые специалисты в области вычислительных машин грезили о компьютерах, способных выполнять быструю и рутинную работу, чтобы медленная и созидательная работа оставалась людям [100]. В 1945 году изобретатель и инженер Вэнивар Буш мечтал об устройстве, именуемом Memex (эту идею часто считают предвестием всемирной паутины), призванном взять на себя логические процессы, чтобы сотрудники имели больше времени для постепенного развития творческой мысли. Ирония в том, что, чем ближе мы к миру, являвшемуся Бушу в фантазиях, тем очевиднее, что в реальности все может происходить ровно наоборот. Компьютеры снабжают нас информацией в таком объеме и с такой скоростью, что мы далеко не всегда за ними поспеваем. Но мы пытаемся. Из-за этих усилий мы подчас настолько заняты коммуникацией, что у нас вовсе не остается времени на размышления. Педагоги, работающие в дошкольном образовании и на всех ступенях среднего образования, а также профессора университетов используют одни и те же слова, чтобы охарактеризовать своих учеников: торопливые, нетерпеливые, незаинтересованные в процессе, неспособные остаться наедине со своими мыслями. Можно подумать, мы рассчитываем на озарение, вовсе не потратив времени (а уж тем более, не проведя времени в одиночестве), чтобы проделать “предварительную, длинную и бессознательную, работу”.