Карл Юнг - КРАСНАЯ КНИГА

В ночь, когда я раздумывал над сущностью Бога, мне явился образ: я лежал в темной глубине. Передо мной стоял старик. Он был похож на одного из старых пророков.(156) У его ног лежала черная змея. Поодаль я увидел дом с колоннами. Из двери выходит красивая девушка. Она идет неуверенно, и я вижу, что она слепая. Старик машет мне, и я иду за ним в дом, что находится у подножия отвесной скалы. Змея ползет за нами. В доме царит тьма. Мы находимся в высоком зале с мерцающими стенами. На заднем плане — блестящий камень водянистого цвета. Я смотрю на свое отражение, и в нем появляются образы Евы, дерева, змея. После это я увидел Одиссея и его путешествие в открытом море. Вдруг дверь справа открывается в сад, залитый ярким солнцем. Мы выходим наружу, и старик говорит мне: "Знаешь ли ты, где ты находишься?"

Я: "Я нездешний, и все здесь мне кажется странным, тревожным, как во сне. Кто ты?"

И: "Я Илья (157), а это дочь моя, Саломея". (158)

Я: "Дочь Ирода, кровожадная женщина?"

И: "Откуда такие суждения? Ты видишь, она слепая. Она моя дочь, дочь прорицателя"

Я: "Какое чудо объединило вас?"

И: "Это не чудо, так было изначально. Моя мудрость и моя дочь суть одно".

Я потрясен, я не могу понять этого.

И: "Считай так: ее слепота и мое предвидение сделали нас спутниками через всю вечность".

Я: "Прости мое изумление, но я действительно в подземном мире?"

С: "Ты меня любишь?"

Я: "Как я могу любить тебя? Откуда такой вопрос? Я вижу только одно, ты Саломея, зверь, твои руки обагрены кровью святого. Как я могу любить тебя?"

С: "Ты полюбишь меня".

Я: "Я? Полюблю тебя? Кто дает тебе право на такие мысли? С: "Я тебя люблю".

Я: "Оставь меня в покое, я боюсь тебя, зверь".

С: "Ты меня с кем-то путаешь. Мой отец Илья, он знает глубочайшие тайны. Стены его дома сделаны из драгоценных камней. В его колодце — целебная вода, а его глаза видят вещи, которые произойдут в будущем. А чего бы ты не отдал для того, чтобы взглянуть разок, как бесконечность разворачивает то, что будет? Разве это для тебя не стоит греха?

Я: "Твое искушение дьявольское. Я очень хочу вернуться в верхний мир. Здесь просто ужасно. Как тяжел и удушлив воздух!

И: "Так чего ты хочешь? Выбор за тобой".

Я: "Я не принадлежу к умершим. Я живу в свете дня. Почему я должен мучиться здесь с Саломеей? Разве мне не с кем иметь дело в своей собственной жизни?"

И: "Ты слышал, что сказала Саломея".

Я: "Я не могу поверить, что ты, прорицатель, признаешь ее за свою дочь и своего спутника. Разве она не рождена от дурного семени? Разве она не кичилась своей скупостью и преступным вожделением?"

И: "Но она любила святого человека".

Я: "И бесчестно пролила его драгоценную кровь".

И: "Она любила пророка, который известил мир о новом Боге. Она любила его, ты это понимаешь? Это же моя дочь".

Я: "Ты думаешь, она любила пророка Иоанна потому, что она твоя дочь, отец?"

И: "В ее любви ты ее признаешь".

Я: "Но как же она его любила? Разве это любовь?"

И: "Что же это было?"

Я: "Я в ужасе. Кто не пришел бы в ужас, если бы Саломея любила его?"

И: "Ты труслив? Подумай, я и моя дочь извечно были одним целым".

Я: "Ты говоришь загадками. Как могло случиться, что эта нечестивая женщина и ты, проповедник Бога своего, можете быть одним"?

И: "Почему тебя это удивляет? Ты же видишь, мы вместе".

Я: "Потому что мои глаза видят то, чего я не могу уразуметь. Ты, Илья, прорицатель, уста Бога, и она, кровожадный ужас. Вы — символ самых крайних противоречий".

И: "Мы реальные, а не символы".

Я вижу, как вверх по дереву ползет черная змея и прячется в ветвях. Все становится мрачным и неопределенным. Илья встает, я следую за ним, и мы молча идем обратно через зал. (159) Сомнения разрывают меня на части. Все это настолько нереально, однако какая-то часть меня тоскует по тому, что я оставил за собой. Смогу ли я вернуться сюда? Саломея любит меня, но люблю ли я ее? Я слышу дикую музыку, бубен, эта знойная лунная ночь, пристально смотрящая окровавленная голова святого (160) — страх охватывает меня. Я вылетаю оттуда. Вокруг темная ночь. Кромешная темнота вокруг меня. Кто убил героя? Не потому ли Саломея любит меня? Люблю ли я ее, и потому убил героя? Она с прорицателем — одно, одно с Иоанном, и со мной тоже — одно? Горе, была ли она рукой Бога? Я не люблю ее, я ее боюсь. Тогда дух глубин заговорил со мной, он сказал: "В этом вы признаешь ее божественную силу". "Должен ли я любить Саломею?" (161)

(162) Игра, которой я был свидетелем — это моя игра, не ваша. Это не ваша тайна, а моя. Вы не можете мне подражать. Моя тайна остается девственной, а мои тайны незыблемыми. Они принадлежат мне и не могут принадлежать вам. У вас есть свои. (163)

Тот, кто входит в свои тайны, должен идти на ощупь, должен прочувствовать свой путь от камня до камня. Он должен принимать ничтожное с такой же любовью, как и достойное. Гора есть ничто, а песчинка содержит королевства, но есть также ничто. Суждения должны отпасть от вас, даже вкус, но прежде всего — гордость, даже если она зиждется на заслугах. Оберните свой гнев против себя, потому что только вы останавливаете себя от поиска и жизни. Игра мистерии мягка, как воздух и неуловимый дым, а вы — грубая материя, что тревожите ее своей тяжестью.

Но пусть ваша надежда, что есть вашим наивысшим добром и наивысшей способностью, ведет вас и служит проводником в мире тьмы, так как она принадлежит сущности и формам того мира (164) [Рис. V (V)] (165)

Сцена мистерии — это глубокое место, похожее на кратер вулкана. Мои глубокие недра — это вулкан, что извергает расплавленную огненную массу из аморфного и неразличимого. Так мои недра порождают детей хаоса, первозданной матери. Тот, кто попадает в кратер, становится хаотической материей, он тает. То, что в нем было сформировано, растворяется и снова связывается с детьми хаоса, силами тьмы, с властвующим и уступающим, влекущим и неодолимым, божественным и дьявольским. Эти силы выходят за пределы того, что мне казалось несомненным, ограничивают со всех сторон и соединят меня со всеми формами и со всеми далекими существами и вещами, через которые во мне развиваются внутреннее вести их бытия и их характер.

Потому что я упал в колыбель хаоса, в источник начала, я сам опять расплавился, сливаясь с первобытным началом, что есть одновременно тем, что наступило, и тем, что еще произойдет. Сначала я пришел к первоначальному в себе. Но поскольку я являюсь частью сущности и структуры мира, я в первую очередь пришел к первобытному началу мира. Я, конечно, участвовал в жизни, как некто наделенный формой и определенный, но только посредством своего сформированного и определенного сознания, а благодаря этому — в сформированной и определенной части всего мира, а не в неопределенных аспектах мира, что также даны мне. Тем не менее, они даны только моим глубинам, а не поверхности, которая есть сформированное и определенное сознание.