Жак Лакан - Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Внимательное изучение этого сновидения способно прояснить тот скользкий вопрос относительно регрессии, который был нами поставлен на позапрошлом занятии.

Мы пользуемся этим понятием все более привычно, хотя мимо нашего внимания не может пройти тот факт, что всякий раз мы как бы накладываем друг на друга в высшей степени различные между собой функции. На самом же деле далеко не все в регрессии обязательно принадлежит одному и тому же регистру, на что указывает нам уже эта, открывающая данную тему глава, говоря о топическом различии (которое, безусловно, сохраняется) регрессии временной и регрессий формальных. На уровне топической регрессии галлюцинаторный характер сновидения вынудил Фрейда артикулировать его, в соответствии с предложенной им схемой, в виде регрессивного процесса, который позволил бы свести определенные психические нужды к самому примитивному, лежащему на уровне восприятия способу выражения. Способ выражения, имеющий место в сновидении, оказался бы тем самым отчасти подчинен требованию использования элементов изобразительных — элементов, которые все более сближались бы с уровнем восприятия. Но почему процесс, который протекает обычно в направлении поступательном, должен непременно упереться в мнезические рубежи, которые представляют собой образы? От качественной плоскости, где восприятие имеет место, образы эти все более и более удаляются; все более скудные, они принимают характер все более и более ассоциативный; все туже сплетаясь в символический узел сходства, тождества и различия, они оказываются по ту сторону того, что принадлежит уровню ассоциаций.

Действительно ли наш анализ изобразительного (figuratif) содержания сновидения об Ирме обязывает нас интерпретировать его в подобном духе? Действительно ли мы должны согласиться с тем, что все происходящее на уровне ассоциативных систем S1, S2 S3 и т. д. вновь возвращается к порогу исходного восприятия? Действительно ли перед нами нечто такое, что вынуждает нас все-таки принять эту схему со всей ее — как правильно заметил Валабрега — парадоксальностью? Ведь говоря о переходе бессознательных процессов в сознательные, мы обязаны помещать сознание на выходе, в то время как восприятие, от сознания в принципе неотделимое, оказывается на входе.

Феноменологическое исследование сновидения об инъекции Ирме позволило выделить в нем две части. Первая из них

завершается появлением кошмарного, внушающего безотчетный страх образа, поистине головы Медузы, откровением чего-то воистину неизреченного, глубин этого горла, чья сложная, не поддающаяся описанию форма делает из него и пучину женского органа, этого первоначального объекта по преимуществу, этого источника всякой жизни, и прорву рта, поглощающего все живое, и образ смерти, где все находит себе конец, — образ, возникающий в связи с болезнью, едва не оказавшейся смертельной, его дочери и со смертью одной из его больных, случившейся вскоре после этой болезни и воспринятой Фрейдом как некая расплата за профессиональную недобросовестность (одна Матильда вместо другой, — пишет он). Перед нами, таким образом, явление образа, который внушает ужас, воплощая и соединяя в себе все то, что по праву можно назвать откровением Реального в самом непроницаемом его существе, Реального, не допускающего ни малейшего опосредования, Реального окончательного — того объекта, который, собственно, больше и не объект уже, а нечто такое, перед лицом чего все слова замирают, а понятия бессильны: объект страха по преимуществу.

В первой фазе сна мы, таким образом, наблюдаем Фрейда за выговором, который он делает Ирме, упрекая ее в невнимании к тому, что хочет он ей дать понять. Он рассуждает здесь точь-в-точь в стиле отношений, сложившихся у него в реальной жизни, в стиле страстной — мы бы сказали даже, слишком страстной — исследовательской заинтересованности, и, если судить формально, один из смыслов этого сновидения здесь налицо — шприц был грязный, страсть аналитика, его желание успеха, были слишком навязчивыми, встречный перенос выступал как

главное препятствие.

Что же происходит, когда сновидение достигает этой первой своей вершины? Вправе ли мы объяснять глубокое разложение, которому подвергается структура пережитого наяву опыта, ссылаясь на процесс регрессии? Отношения субъекта полностью меняются. Он становится чем-то совершенно другим — Фрейда больше нет, нет больше никого, кто мог бы сказать я. Это и есть тот момент, который я назвал входом шута, потому что субъекты, к которым апеллирует Фрейд, играют именно эту роль. Апеллирует — именно так в тексте. Латинский корень его указывает

на юридический смысл этого контекста — Фрейд апеллирует к консенсусу себе подобных, равных себе, своих старших коллег. И это решающий момент.

Так можем ли мы безоговорочно говорить здесь о регрессии, а тем более о регрессии эго? Это понятие сильно отличается, кстати говоря, от понятия регрессии инстинктуальной. Понятие регрессии эго введено Фрейдом в лекциях, известных под названием Введение в психоанализ. В связи с ним и возникает вопрос о том, насколько безоговорочно можем мы пользоваться понятием о типичных этапах эго с его фазами, развитием и характеризующими это развитие нормами.

Вопрос этот мы сегодня не решим, но всем вам прекрасно известна работа, которая по этому вопросу может считаться фундаментальной, — я имею в виду труд Анны Фрейд Я и механизмы защиты. Надо признать, что при настоящем положении дел мы категорически не вправе вводить понятие о типичном, стилизованном развитии Я. Ведь тогда нужно было бы, чтобы любой механизм защиты, с которым связан некий симптом, уже по самой природе своей указывал бы нам, на каком этапе психического развития Я он фигурирует. Но никакой таблицы — вроде тех, что составляются, и, пожалуй, слишком часто, для характеристики развития отношений инстинктуальных, — мы на сей предмет представить не можем. На данным момент мы решительно неспособны предложить для перечисляемых Анной Фрейд механизмов защиты какой-либо генетической схемы, хотя бы отдаленно напоминающей ту, что может быть получена для развития отношений инстинктуальных.

Именно эту неспособность и пытаются многие авторы как-то компенсировать. Не растерялся в этом смысле и Эриксон. Но действительно ли для объяснения происходящего в сновидении перелома, перехода от одной его фазы к другой, без понятия о регрессии нельзя обойтись? Ведь речь идет не о предшествовавшем состоянии Я , а в буквальном смысле о спектральном разложении функции Я. Этих Я появляется на наших глазах целый ряд. Дело в том, что Я как раз и представляет собой ряд идентификаций, каждая из которых послужила для субъекта в соответствующий исторический момент его жизни ориентиром — вы найдете это в написанной после По ту сторону принципа