Роберт Смит - История психологии

щеизвестно, что спириты устраивали свои сеансы в полутьме!), Прежние исследователи использовали метод клинической медицины — описание отдельных случаев. В поисках нового метода Райн разработал эксперименты по угадыванию карт, в которых испытуемый определял карты в специально созданной для этого колоде Зенера (the Zener cards), состоящей из пяти комплектов с изображениями пяти простых фигур. Полученные результаты Райн сравнил с вероятностью случайного попадания. Он провел много разных проб, например, прося испытуемого угадать карту до того, как колода будет перетасована, или подвергая испытуемого воздействию стимуляторов. Для того чтобы имело смысл продолжать исследование, решающим было добиться серии высоких показателей уже в начальных попытках. Но такая серия никогда не повторялась.

Этот опыт, полученный на заре исследований ЭСВ, является примером методологической проблемы парапсихологии. Феномен ослабления — когда полученные в начале эффектные показатели, которые нельзя объяснить случайным угадыванием, со временем сходят на нет, — привел к тому, что в этой области не удавалось получить повторяемых, воспроизводимых результатов (кроме самого феномена ослабления). Это сделало парапсихологию уязвимой для скептиков. Среди тех, кто проявлял скептицизм в отношении работы Райна, были видные экспериментальные психологи, ученые, которые, как мы видели ранее, очень щепетильно следили за тем, чтобы в исследованиях использовались эксплицитные объективные процедуры. Однако Райны сделали достаточно для того, чтобы сохранить некоторое количество приверженцев. Работа Райна «Экстрасенсорное восприятие» (Extra-Sensory Perception, 1934) и результаты исследований, опубликованные в книге «Новые рубежи сознания» (New Frontiers of the Mind, 1937), привлекли широкое внимание общества и ученых. Он популяризировал термин «экстрасенсорное восприятие». Райны были уверены, что им удалось доказать существование ЭСВ — систематическое изменение результатов в зависимости от условий теста, было по их мнению, особенно впечатляющим, — и что теперь можно заняться поиском объяснений. На протяжении 1930-х гг. они упорно продолжали обсуждать этот вопрос со своими колле- гами-психологами. Полная занудность и механическая повторяемость, бессмысленность лабораторных экспериментов с количественными результатами были, как они надеялись, ключом к научному авторитету их деятельности. И все же, как показывает название более поздней книги «Пределы сознания» (The Reach of the Mind, 1947), Райнами в их работе, требовавшей огромных затрат времени и сил, сопряженной с такими рисками, руководили те же самые надежды, что вдохновляли исследователей, работавших до них.

Эта работа осуществлялась на частные средства, и возможно, еще и поэтому экспериментальная психология и парапсихология развивались в разных направлениях. Исследования того типа, который предложил Райн, продолжали усложняться, особенно когда компьютеры облегчили нудные вычисления и генерирование таблиц случайных чисел. Райн основал «Журнал парапсихологии» (Journal of Parapsychology, 1937), за которым последовали и другие журналы, с публикациями о других исследуемых феноменах, спектр которых вышел далеко за рамки первых экспериментов с угадыванием карт. В десятилетия после Второй мировой войны эта область обладала всеми характеристиками научной специальности — у нее была независимая исследовательская программа, экспериментальные и количественные методы, социальная инфраструктура и даже отец-основатель, — но оставалась маргинальной и игнорируемой большинством экспериментальных психологов. Это было признаком скорее безразличия, чем настоящего антагонизма: психологам недоставало интереса и энергии, чтобы изучать область с такими низкими показателями воспроизводимости результатов. Кто бы посвятил свою карьеру сбору результатов, которые могут в итоге ничего не доказать? Однако были и исключения — такие, как Гарднер Мёрфи (Gardner Murphy, 1895–1979), важная фигура в Американской психологической ассоциации и профессор Городского колледжа Нью-Йорка, много писавший на самые разнообразные темы. Благодаря занимаемой позиции ему удалось сблизить реформированное Американское общество психических исследований, преследующее стандарты научной обоснованности, и академическую психологию.

Некоторые работы, выполненные под его руководством, например, исследование Гертруды Шмайдлер (Gertrude R. Schmeid- ler), хорошо иллюстрируют положение парапсихологии. Шмайдлер показала, что личное отношение испытуемого к ЭСВ — симпатия у тех, кого она называла «овцами», и скептицизм у названных ею «козлами» — влияет на вероятность высоких показателей в угадывании карт. Она пользовалась стандартной схемой эксперимента, но полученные результаты снова показались неоднозначными. Сторонники парапсихологии считали, что ее данные вскрывают регулярные закономерности в явлении, тогда как скептики заявили, что изначальные установки испытуемых оказались побочным фактором, зашумляющим результаты. Что бы ни делали парапсихологи, их работы оставались неубедительными, и это привело в 1940-е гг. к постепенному отказу от попытки влиться в основное русло научной психологии. Парапсихологи решили, что их коллеги из академической науки еще не готовы к принятию нового знания. Социальная изоляция парапсихологов усиливалась рядом факторов: их статьи публиковались только в специализированных журналах; лаборатория Райна в университете Дьюка отделилась от факультета психологии; некоторые исследователи ЭСВ поднимали темы вроде жизни после смерти, которые в науке не принято обсуждать.

Райну продолжение работы над исследовательской программой стоило волевых усилий, и некоторые сотрудники считали его диктатором. В конце концов, несколько моментов стали очевидными. Тщательное применение научного метода так и не принесло регулярно повторяемых результатов; для получения знания было недостаточно строгой методологии. Критики ЭСВ просто не могли принять идею нематериальной причинности. Наконец, многие, прежде допускавшие возможность ЭСВ, были разочарованы достижениями Райна: казалось, строгость методов и тривиальность результатов выхолащивают живую реальность парапсихического, которая и придавала интерес этим исследованиям.

Для многих обычных людей по всему миру неспособность или нежелание квалифицированных психологов принять существование экстрасенсорного опыта служили показателем ограниченности научного подхода к природе человека. Напротив, для многих психологов доверчивость публики означала, что людей необходимо убеждать в пользе дисциплинированности познания, которую дает научный метод, и в истинности научного мировоззрения. Речь здесь шла не столько о большем весе объективных эмпирических данных в сравнении с личным опытом, сколько об авторитетности экспертного мнения. Райны и их последователи пытались преодолеть раскол между позицией психологов и общественным мнением, расширяя предмет психологического исследования; чтобы достичь согласия с исследователями, чего к концу XX в. им все еще не удалось, они должны были сосредоточиться на методах. Они смогли добиться некоторых организационных успехов: кафедры парапсихологии существовали во Фрайбурге (1954–1975) и в Утрехте (1974–1988), однако к 1990-м гг. сохранилась только одна — на факультете психологии в Эдинбургском университете. Инициатива создания эдинбургской кафедры, основанной в 1985 г., и средства на ее содержание исходили не от академических источников; это было завещательным даром писателя Артура Кёстлера (Arthur Koestler, 1905–1983), который в 1930-х гг. работал на сталинскую разведку, а впоследствии предался бичеванию материализма. Кёстлер сознательно рассматривал свой поступок как провокацию: он был известным критиком механистической науки и того, как ученые ревниво охраняют ее границы, используя почти полицейские средства. Кроме того, были слухи (особенно распространенные на Западе во время холодной войны) о том, что советские военные предпринимают масштабные исследования па- рапсихологических феноменов. В США, в таких организациях, как Центр по изучению сознания в Сан-Антонио (штат Техас), проводилось много исследований, например, с использованием метода свободных ассоциаций, направленных скорее на сбор данных в условиях реальной жизни, а не на воспроизведение результатов лабораторного эксперимента. Любопытно, что в странах, не относящихся к западной культуре, — например, Бразилии или Японии, — представления о нематериальных экстрасенсорных эффектах оставались в гораздо большей степени интегрированными в систему знаний о человеческой природе. Возможно, именно оттуда придет прояснение проблемы.