Ирина Черепанова - Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Войти в «дом колдуньи» — это значит изменить свое отноше­ние к мифам: «Мы хотим рассматривать со стороны, как принято в науке. А надо увидеть их изнутри. Надо спросить самого себя: как бы я начал хорошую сказку? Начать ее можно с чего угодно и по­вернуть куда угодно». Это тем более важ­но, что тайна суггестии так или иначе связана с проблемами запре­дельного, запретного, божественного. Познать суггестивные законы языка — это значит научиться управлять собой и своим состоянием, научиться защищаться (осуществлять контрсуггестию).

Настоящее исследование началось с изучения возможности раз­работки особых, релевантных для лингвистической прагматики, методов исследования. Но по мере накопления материала оказа­лось, что постижение механизмов воздействия языка на человека только на уровне структуры и других формальных параметров не­возможно, точно так же, как невозможно адекватное изучение прагматических особенностей языка на материале газетных текстов в силу отсутствия точки отсчета и способа соотнесения формальных показателей с условиями их реального функционирования. Такой точкой отсчета решено было избрать специально созданные МС для целей воздействия суггестивные тексты, а способом их «вклю­чения в действительность» — учет конкретной мифологии лично­сти. Лингвистическая прагматика, как и другие дисциплины языко­знания, в основном, игнорирует указанные факторы, следовательно, включать данное исследование в рамки какого бы то ни было кон­кретного направления оказалось нецелесообразным. Осуществлен­ную в работе попытку «протоптать» тропинку к «дому колдуньи» можно было бы назвать началом «суггестивной лингвистики», спе­циально сосредоточенной на указанных выше проблемах.

Предыдущее изложение позволяет прийти к следующим выводам:

1. Язык — самый короткий путь к подсознанию. Поэтому соб­ственно лингвистические методы присоединения и диагностики помогают более тонко зафиксировать состояние пациента, могут быть использованы в качестве способа дополнительной регистра­ции динамики как личности, так и группы. Фоносемантический способ объективации состояний может служить хорошей основой для проведения дальнейшей качественной терапии с пациентом, повышая степень доверия больного.

2. Соединение различных мифологических полей при ведущей роли научного (медицинского) мифа делает возможным повысить эффективность терапевтического воздействия, способствуя в то же время экологичному безболезненному вмешательству во внутрен­ний мир личности. Нет нужды «вытаскивать» из человека негатив­ную информацию и настраивать на нее «пирамиду Хеопса» собст­венных проекций. Можно нетрадиционно использовать традицион­ный методы (например, свободный ассоциативный эксперимент), а результат выразить в различной языковой форме: заговор, включающий ключевые слова пациента, молитва, смена имени и письмо к самому себе. Какой бы метод ни избрал психотерапевт, результат предсказуем: наложение мифологических полей, облеченных в со­ответствующую языковую форму обеспечивает непременно поло­жительный (по крайней мере — нейтральный) результат воздейст­вия, способствуя претворению в жизнь принципа «не навреди».

3. Создание специальной социально-психологической роли Доктора (модификации роли Божества) — также непременное усло­вие успешной терапии как личности, так и общества в целом. Стихийное формирование мифа может привести к негативному резо­нансу в МС, способствовать нагнетанию отрицательных эмоций и шизофренизации общества и отдельных личностей, прошедших со­ответствующие «психотерапевтические» группы или другой вид лечения (читавших доморощенные самонастрои, например). Сти­хийный миф, как было показано на примерах, вырывается из-под контроля и становится суггестором суггестора — ведет за собой личность врача, не позволяя ей меняться в позитивную сторону исследовать своим идеологическим воззрениям. Сознательное и про­фессиональное создание мифа — не только экономическая необхо­димость в момент зарождения рыночных отношений и конкурент­ной борьбы, в том числе и на рынке медицинских услуг, но и требование прогрессивного общественного мнения, озабоченного психическим состоянием населения.

Если определить науку в целом (вслед за «Философским энциклопедическим словарем») как сферу человеческой деятельности, «функцией которой является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности», а непосредствен­ные цели науки как «описание, объяснение и предсказание процес­сов и явлений действительности, составляющих предмет ее изучения на основе открываемых ею законов, т. е. в широком смысле — тео­ретическое отражение действительности», то «суггестивная лингвистика» как особая научная дисциплина, по-видимому, попадает под это определение.

Чем вызвана необходимость выделения ее в особую предмет­ную область, почему нельзя было бы «вписать» изучение суггестии в рамки психолингвистики или психопрагматики?

Отвечая на этот вопрос, мы возвращаемся, собственно, к во­просу о месте вербальной суггестии как предмете исследования в языкознании и, может быть, в системе наук вообще.

Если подходить к суггестивной лингвистике с точки зрения тре­бования к науке вообще, имея в виду функции описания, объясне­ния и предсказания процессов и явлений действительности, то предложенный вниманию материал предыдущих трех глав был при­зван проиллюстрировать, что данная предметная область распола­гает специфическим методом описания, объяснения, предсказания и, добавим, обучения — методом вербальной мифологизации, который представляет собой универсальную модель коммуникации, основанную на учете законов языковой суггестии.

Спецификой суггестивной лингвистики как предметной области является то, что в ней смыкаются диалектически противоречивые понятия и явления действительности, которые и порождают впо­следствии универсальный диалектический метод постижения реаль­ности и воздействия на нее.

1. Так, если говорить о противопоставлении научного («мышле­ние в понятиях») и эстетического (художественного — «мышление в образах») способов постижения действительности, то в прикладных проявлениях суггестивной лингвистики (например, метод ВМЛ) это противоречие снимается, так как сам метод обеспечивает развитие как интеллектуальной стороны, так и чувственно-образной стороны творческих способностей человека.

2. Противопоставление науки, ориентированной на критерии разума и религии, в основе которой лежит вера в сверхъестествен­ные начала также снимается, если перевести язык и религии и науки на уровень мифологического языка, признать оба эти подхода рав­нозначными. При этом ценность научного мифа в МС объективно превышает ценность мифа религиозного, что еще раз доказывает, что в равных изначальных условиях побеждает сильнейший в силу реальных результатов, без дополнительного идеологического «продавливания».