Эдвин Поляновский - Урок

Впрочем, к этому времени на поле уже шла, говоря «высокопрофессиональным» языком – почешиха. Вы не знаете, что это такое? Поясню изящнее – игра в кость. Как, вы и этого не знаете? Снова поясню – это когда мяч уже никого не интересует, игроки охотятся друг за другом и бьют по ногам.

За пять игр финала армянские футболисты получили восемь предупреждений, трое удалены с поля (лишь на одно удаление, больше было во всех матчах высшей лиги за весь год).

Да, чуть не забыл: «оскорблял судью нецензурной бранью, грозил физической расправой» – это в рапорте арбитра говорится о Бегларяне – тренере юных армянских футболистов.

Позвольте еще цитату – из статьи 206 Уголовного кодекса РСФСР: «Хулиганство, то есть умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу,– наказывается лишением свободы на срок до одного года». Разве это не про того пьяного сквернослова, помните, на спартаковском стадионе? «Злостное хулиганство, то есть те же действия, отличающиеся по своему содержанию исключительным цинизмом или особой дерзостью... наказывается лишением свободы на срок от одного года до пяти лет». Разве это не про хулигана Абрамяна?

Мы все время боремся за чистоту, но никак не хотим подметать.

Не исключено, что когда-то, давно, у этого футболиста, еще маленького ребенка, все началось с того, что он просто отбросил мяч в сторону после свистка судьи или отбил его в аут, судья не поднял вовремя желтую карточку, и этот футболист понял – можно...

А где же наш мальчик? Он уже выздоровел, уже бегает. Теперь уже говорившие со мной спортивные руководители (тоже педагоги) утвердятся во мнении: рядовой случай. Уже зажили раны, заметены следы – судья матча даже не внес в протокол факт удаления с поля – скрыл.

На том злополучном воскресном матче со мной рядом на скамейке сидел Сережа Казарин, недавний выпускник спортклуба «Москвич», он уже успел вдали от дома поиграть за команду мастеров во второй лиге, потом ушел. Тренер, который его пригласил (кстати, маститый), брал по утрам шланг и сам поливал зеленое поле. Тренер, который его сменил и от которого Сергей ушел (выпускник высшей школы тренеров), давал установки на тренировку и, отвернувшись, читал на трибуне газету.

Я давно знаю Сергея, еще худеньким подростком. Сейчас он вымахал, раздался в плечах. Мне очень хочется, чтобы у него все было хорошо. Если он научится забивать мячи с ходу и без обработки, если он когда-нибудь войдет в знаменитый «Клуб Федотова», я буду рад за него: это будет его личное достижение. Но если он, выросший и окрепший на футбольном поле, вступится за слабого – на улице, в трамвае, на работе, у себя в подъезде,– тогда сильнее станем все мы, наше общество, на одного человека сильнее.

1983 г.

Событий в семье было много, Николай Иванович всего уже не помнит, а что помнит, то по простоте своей сваливает в одно – большое и мелкое, о большом иногда поминает скороговоркой, а то и вовсе пропускает, а чем-нибудь пустячным по-ребячьи гордится. В первые же минуты знакомства он стал вдруг показывать фокусы, и наивные, и занятные. Спичечная коробка на его ладони сама по себе открывается, встает на попа, появляются в руках и исчезают разные предметы; потом связал туго платки – дал попробовать, крепко ли? – и, чуть прикрыв узел, легко разъединил их. Ловкость рук... И ловкость ума: Чубин гордится тем, что, увидев все это еще в довоенном цирке, сам все понял и разгадал.

Прост Чубин, да не прост. Потом, позже, узнав его жизнь, я понял, что ничего в ней не было лишнего или пустячного, ничего даром не пропадало. Под Ленинградом, например, он эти же фокусы показывал в своей теплушке, а потом весь эшелон с хохотом рвал платки. Более высокой трибуны для выступлений у Чубина не было, год шел 1943-й, и эшелон уходил на запад.

Под Пятигорском их понтонный батальон никак не мог одолеть гору. Жара, воды нет, моторы выдыхаются, и на крутом подъеме машины опрокидываются вниз. Николай Иванович вез главное хозяйство – автоэлектростанцию, все в его машине: токарный станок, электросварочный и автогенный аппараты, электромотор. Перед вершиной горы огромная тяжесть легла на задний мост, и, когда передние колеса уже поднимались от земли, он вдруг развернул машину и включил задний ход, мощность стала другой, центр тяжести переместился. Одолел-таки гору, за ним – другие. Глубоко внизу увидели маленький Пятигорск.

А вниз спускаться было совсем сложно и страшно. Тут Чубин придумал спускаться зигзагами...

Вот вам и фокусы.

А еще Николай Иванович играл мне на гитаре, балалайке, мандолине, баяне – все эти инструменты у него дома есть. Железный кругляшок взял, по струнам провел – гавайская гитара. Достал расческу, приложил бумагу и, прижавшись к гитаре щекой, играет и на расческе, и на гитаре вместе (это еще на финском фронте приглядел).

Профессионал, глядя на самодеятельность Чубина, улыбнется снисходительно. Однако:

– Ах, если бы вы слышали всех нас, братьев, вместе,– сокрушается Николай Иванович,– вот оркестр!.. И лучше всех – Гриша. На скрипке – ох, здорово играет!

Действительно, хорошо. Вполне возможно, был лучшим скрипачом среди фронтовых шоферов. Или: среди скрипачей – лучшим фронтовым шофером.

Вообще шоферы Чубины – все классные. Семь братьев, из них шестеро – шоферы.

У Прасковьи Константиновны и Ивана Варфоломеевича было вначале двенадцать детей – пять дочерей и семь сыновей. С сыновьями так: Николай и Филипп – младшие, близнецы, ровесники Октября. Старшему, Евгению, в 1917-м было уже шестнадцать. Ну, и между ними еще Владимир, Григорий, Павел, Леонид.

Было свое хозяйство небольшое, кузница во дворе. Младшие сыновья гоняли в степь чужой скот – хоть и небольшой, но заработок; старшие – с отцом в кузнице, в три молота ковали.

Поставить на ноги двенадцать детей – дело не рядовое и по нынешним дням, а в ту пору, на стыке двух рубежей – и голод, и разруха, и неразбериха – люди и поопытнее, и пограмотнее, чем Чубины, терялись, не могли определить себя в жизни.

Через село их, Вершацы, шли красные, шли белые. Иван Варфоломеевич ковал лошадей и тем, и другим. Когда в 1918 году старший сын Евгений засобирался вдруг в Красную гвардию, отец выпорол его. Через несколько дней, однако, парень выскользнул за дверь и задами, через соседний двор ушел.

Объявился он в 1924-м. За эти шесть лет повидал и испытал немало. С бойцами 1-го Знаменского красногвардейского отряда пулеметчик Евгений Чубин пробивался на защиту Царицына. С одной стороны их теснили немецкие интервенты, с другой – контрреволюционная донская казачья конница. Под Царицыном тяжело после госпиталя – снова бои, освобождал Северный Кавказ и Закавказье. Подавлял мятежи дашнаков, потом добровольцем ушел на Туркестанский фронт и под Бухарой бился с басмачами.