Бетти Фридан - Загадка женственности[«The Feminine Mystique»]

И дальше М. Комаровски приводит пример. Девушка мечтала стать социологом. У нее был жених, военный, не хотевший, чтобы жена работала. И она надеялась на то, что ей не удастся найти хорошую работу по специальности. «Неинтересная работа, думала она, поможет ей безболезненно пойти навстречу желаниям будущего супруга. И вот, не считаясь с собственными интересами, она поступила на какую-то заурядную службу. Правильно ли она сделала? Приговор вынесет время. Тут будет взаимодействовать множество факторов: вернется ли с боевого задания ее жених, состоится ли брак, сможет ли муж содержать семью без ее помощи, не вернутся ли к ней девичьи мечты о социологии, не пожалеет ли она о сделанном выборе… В данный момент наиболее приспособлена к жизни та девушка, которая достаточно успешно заканчивает школу, но без особого блеска… которая проявляет определенные способности, но не в новых для женщины областях, твердо стоящая на ногах и умеющая себя прокормить, но не притязающая на уровень доходов, которого достигают мужчины, способная хорошо выполнять свои обязанности, но не отдающаяся своей профессиональной деятельности без остатка».

Таким образом, ради соответствия принятому в обществе пониманию женственности (к которому, по-видимому, сама Мирра Комаровски не испытывает пиетета) она склоняется к той же инфантилизации американки, отмечая только, что одним из непредвиденных обстоятельств этого явления становится болезненность перехода от роли дочери к роли супруги. «Важно отметить, — пишет она, — что чем инфантильнее женщина, чем меньше способна принимать самостоятельные решения, чем зависимей в поведении от родителей и чем более привязана к ним, тем труднее ей впоследствии приспособиться к условиям существования в роли домохозяйки. Возможно, правда, что укорененное в ней в результатом такого воспитания чувство тотальной зависимости она перенесет на мужа, с готовностью приняв на себя роль жены и матери патриархального типа».

М. Комаровски Приводит многочисленные примеры, показывающие, что девушки-студентки инфантильнее, зависимее от взрослых и больше к ним привязаны, чем юноши. Однако в ее сочинениях мы не находим свидетельств того, что при рождении новой семьи гораздо больше проблем возникает со стороны родителей жены, а не мужа. А ведь имея на руках такого рода данные, социолог-функционалист чувствовал бы себя гораздо увереннее, рассуждая о большей степени инфантильности девушек, чем юношей!

Функциональный подход оказался для американских социологов чрезвычайно удобным. Они, разумеется, честно описывали факты «как они есть», но не испытывали при ном неловкости за то, что факты не складываются в стройную теоретическую систему, как и за то, что им не приходится искать скрытую в толще этих фактов истину. Они были избавлены от необходимости формулировать вопросы и отпеты, которые неизбежно привнесли бы в их сочинения противоречивость (а таковая ныне в академических кругах, да п во всей Америке, не в чести). Они как бы имели дело с вечным настоящим и строили свои размышления на отрицании возможности будущего, которое отличалось бы от прошлого. И конечно, такого рода построения могли быть актуальными лишь до той поры, пока это «будущее» не изменилось самым радикальным образом. Ч. П. Сноу заметил как-то, что все ученые, как и сама наука, ориентированы на будущее. Под знаменем функционализма ученые оказались настолько ориентированными на настоящее, что совсем забыли про будущее. Их концепции гальванизировали старые предрассудки и препятствовали переменам.

Социологи и сами вынуждены были признать, что функционализм завел их в тупик и ничего, в сущности, не добавил к нашему знанию. Кингсли Дэвис в своем президентском обращении на сессии Американской социологической ассоциации в 1959 году, которое он озаглавил «Миф о функциональном анализе как методе социологии и антропологии», подвел такой итог: «Вот уже свыше тридцати лет метод функционального анализа дебатируется в социологических и антропологических кругах… Если в прошлом он представлял собой некую научно-стратегическую ценность, то теперь он становится скорее тормозом, чем двигателем научного прогресса… Он пасует перед изменениями в общественной жизни, ибо, по определению, его предметом является статичное общество».

К сожалению, именно исследования в области женских проблем сильнее всех испытали влияние функционализма. В эпоху величайших сдвигов в традиционном женском образе жизни, когда образование, естественные науки и гуманитарные дисциплины должны были бы помочь женщинам преодолеть трудности приспособления к новым условиям жизни, функционализм воздвиг на этом пути преграды, пытаясь превратить «то, что есть», и «то, что было», в «то, что должно быть». Во имя догм функционализма или же из личных научных амбиций сторонники «феминного протеста», по сути дела, захлопнули перед женщинами двери в будущее. В заботах об адаптации была забыта та истина, что речь-то все время шла о приспособлении женщин к неполноценному существованию. Отвергнув фрейдовский постулат «анатомия — это судьба», функционалисты нашли опору в другом ограничивающем притязания женщин определении: женщина — это то, что говорит о ней общество. При этом надо учесть, что полем исследования большинства функционалистов-антропологов были примитивные общества, в которых судьбу женщин определяла анатомия.

Самой влиятельной фигурой, оказавшей наибольшее воздействие на умы и судьбы современных женщин, стала сторонница функционализма и «феминного протеста» Маргарет Мид. Ее многочисленные книги и статьи сыграли огромную роль в жизни и моего поколения, и предыдущего, и того, что шло за нами. Она стала символом американской женщины-мыслительницы. За три с лишним десятилетия она написала тысячи страниц, начиная с исследования «Взросление на Самоа» и кончая статьями в «Нью-Йорк тайме мэгэзин» и «Редбук». Преподавательская деятельность в университетах и средних школах, где девушки самых разных специальностей слушали ее курсы по антропологии, социологии, психологии, воспитанию детей и семейной жизни, популярные статьи в женских журналах и воскресных приложениях, которые читали женщины и девушки всех возрастов, сделали ее незыблемым авторитетом во всех слоях американского общества.

Ее влияние носило парадоксальный характер. Разгадка тайны женственности, видимо, востребовала от Маргарет Мид ее знания бесконечного разнообразия моделей сексуальных отношений и пластичности человеческой натуры, знания, основанного на исследованиях различий пола и темперамента, которые она обнаружила в трех примитивных обществах— арапешей, где мужчины и женщины были «феминны» (имеется в виду материнский тип поведения и сексуальная пассивность); мундугуморов, где мужчины и женщины одинаково агрессивны и активны в половой жизни, то есть «маскулинны»; и чамбули, где женщины выступают доминирующими безличными партнерами, а мужчины — менее ответственными и эмоционально зависимыми лицами. «Традиционно относимые к феминным свойства темперамента, такие, как пассивность, чуткость, готовность нянчиться с детьми, в одном племени могут оказаться присущими маскулинному типу поведения, а в другом считаться ненормальными как для женщин, так и для мужчин. Таким образом, основа для связывания этих поведенческих черт с половой принадлежностью размывается, — пишет М. Мид. — Судя по результатам наблюдений, можно заключить, что многие, если не сказать — все, личностные качества, которые мы обозначали как феминные или маскулинные, так же слабо связаны с полом, как одежда, манеры, прически, то есть являются внешними и легко изменяемыми признаками, которые общество в тот или иной момент соотносит с определенным полом».