Джон Спонг - Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Куда Иисус направляется потом? Как мы уже видели, Лука представил его вернувшимся к телесной жизни в этом мире. Это создало для евангелиста проблему: обычно единственный способ покинуть этот мир – умереть. Иисус уже умер, но если его воскресение (как, судя по всему, думает Лука) означает телесное возвращение к жизни в нашем мире, тогда смерть не дала ему выхода. Для этой цели требовалось выработать новую стратегию. Именно это и делает Лука во вступительной главе Книги Деяний: Иисус поднимается в небо, а «два мужа… в одеяниях белых» истолковывают его вознесение и предсказывают его второе пришествие. Затем ученики, женщины, мать Иисуса и даже его братья возвращаются в горницу, ожидая новых возможностей, которое и были даны им в день Пятидесятницы.

Само собой разумеется, рассказ о Вознесении – не историчен. До небес не долететь: застрянешь на орбите или, если одолеешь силу земной гравитации, будешь дрейфовать в бесконечности космического пространства.

Когда мы ищем еврейские прообразы истории вознесения Иисуса, наше внимание снова привлекает уже знакомый нам цикл рассказов об Илии и Елисее. Илия тоже вознесся на небеса и даровал свой дух ученику и преемнику. Внимательное чтение этого рассказа показывает: Лука, создавая свое повествование о вознесении Иисуса, просто усилил предание об Илии (4 Цар 2).

Илия нуждался в огненной колеснице, запряженной волшебными огненными конями, чтобы подняться вверх, – в чем ему также помог посланный свыше вихрь, унесший его в небо. Иисус, новый Илия, возносится сам. Илия изливает двойную долю своего колоссального, но все же человеческого духа на единственного ученика, Елисея. Иисус изливает Святой Дух Божий на собравшуюся христианскую общину, и его хватит отныне и на все века. Лука берет огненную колесницу Илии и превращает ее в «разделяющиеся языки, как бы огненные», «почившие» на головах учеников, но не обжигающие их; он берет вихрь из рассказа о вознесении Илии и превращает его в «шум, как бы от несущегося сильного ветра», наполнивший собой горницу. То, о чем мы здесь читаем, никогда не свершалось в истории. Автор Евангелия рисует образ, заимствованный из еврейской Библии с тем, чтобы представить опыт Иисуса как приглашение к единению с Богом, и использует при создании этого образа единственный язык в его распоряжении – величественный язык его религиозной традиции.

Нам следует признать: даже в самом центре нашей христианской веры стоит некое событие такой глубины и мощи, что оно полностью преобразило нашу жизнь – но наш язык бессилен его охватить в полной мере. Буквальное восприятие Пасхи стало характерной ересью традиционного протестантизма и католичества, и на место преображающего таинства явились пропозициональные истины, которые ни один человек XXI века принять не может.

История Иисуса, в том числе и рассказ о Воскресении – приглашение выйти за пределы человеческих ограничений и вступить в сферу Бога, который находится не на небесах, а скорее обретается в глубине человеческого существования. Чтобы постигнуть историю христианства, нам нужны открытые глаза, чтобы видеть то, что недоступно глазу, и открытые уши, чтобы слышать музыку, выходящую далеко за рамки диапазона человеческого восприятия. Тогда наши уста откроются в восторженном крике, и сама жизнь будет шириться до тех пор, пока над ней не утратят власть оковы смерти. Здесь начинается путь, который предлагает нам христианская вера. Здесь мы снова слышим призыв Иисуса: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас» (Мф 11:38) – и его обетование: «Я пришел, чтобы жизнь имели, и в избытке имели» (Ин 10:10).

Первый этап нашего путешествия в историю веры – выявление искажений в нашем взгляде на историю Иисуса, – теперь завершен. Вековой буквализм, приведший к ее неверному толкованию, разбит вдребезги. Осколки лежат перед нами, и даже страшно от того, насколько их много. Иисус появился на свет, как все люди. Он родился в Назарете. Его мать не была воплощением девственной чистоты. Его земной отец Иосиф – не более чем литературный образ. Собственная семья считала его безумцем. У него, судя по всему, никогда не было двенадцати апостолов. Среди его учеников были и мужчины, и женщины. Он не повелевал природой. Он не возвращал в прямом смысле зрение слепым, слух глухим и здоровье паралитикам и недужным. Он не воскрешал мертвых. Не было никакой стилизованной Тайной Вечери, на которой хлеб был отождествлен с его изувеченным телом, а вино – с пролитой им кровью, как символы последнего пророчества о его смерти. Не было никакого предательства. И в его смерти не было ничего романтического – ни насмешек толпы, ни тернового венца, ни последних слов на кресте, ни разбойников, ни крика «Жажду!», ни тьмы в полдень. Не было никакой гробницы, никакого Иосифа из Аримафеи, никакого землетрясения, никакого ангела, отвалившего камень от входа. Не было ни воскресшего тела, восставшего из могилы в третий день, ни прикосновения к ранам. Он не открывал тайны Священного Писания. И, наконец, не было никакого вознесения на небеса за пределы видимого неба.

В самом центре нашей христианской веры стоит некое событие такой глубины и мощи, что оно полностью преобразило нашу жизнь, – но наш язык бессилен его охватить

Все эти детали рассказа были творением группы людей, которых объединял личный и общий опыт, основанный на вере в то, что в человеческой жизни Иисуса из Назарета они встретились с Богом. Но их способ объяснить этот опыт в наше время уже непригоден. Он исходит из допущений, которые мы сами сделать не можем, он построен на категориях мышления, которые для нас неприменимы. Традиционное объяснение опыта Иисуса постепенно умирает. Для многих оно уже умерло. Традиционные христиане совершили роковую ошибку, отождествив истину опыта Иисуса с его буквальным истолкованием. Это никогда не работает. Любое толкование умирает, когда проходит его время, но гибель толкования еще не значит гибели самого опыта. Наша задача в том, чтобы отделить вечный смысл от прошлых толкований, искаженных эпохой и ею же обусловленных. К ней мы и перейдем. Она унесет нас далеко за пределы библейской истории, а возможно, и в ее тайники, куда традиционные христиане так не желали ступать. Но выбора нет. Наш путь должен продолжаться до тех пор, пока мы не увидим впереди новый свет, который зажжет надежду на будущее.