Джон Спонг - Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Роль Израиля отныне заключалась не в стремлении к силе, но в принятии собственного бессилия как образа жизни

В рассказе о явлении Воскресшего на пути в Эммаус Лука говорит, что Иисус, еще не узнанный, «истолковал им во всех Писаниях то, что относится к Нему» (24:27). Позже, когда Иисус у Луки явился ученикам, он «открыл их умы, чтобы понять священное писание» и сказал: «Так написано, чтобы Христу [Мессии] пострадать и воскреснуть из мертвых в третий день» (24:45–46). Лишь у Второисаии дан портрет того, кто через страдание и смерть приносит людям освобождение.

Перед нами поистине поразительная картина – не божества и не пришельца свыше, но прожитой человеческой жизни, которая сумела преобразовать мир вокруг и создать новое человечество посреди старого. Второисаия, следовательно, стал лишь еще одним в череде еврейских представлений, указывавших на значение Иисуса. Теперь Иисус – «Раб Господень», человек, нашедший способ преодолеть собственное бессилие. Вероятно, это наиболее глубокий из всех образов, которые мы находим в Евангелиях, и нам следует осознать, что именно через призму Второисаии последователи Иисуса начали рисовать совершенно новый его портрет.

В некотором смысле слова пророк, известный нам как «Второзахария» опирался на «Раба» Второисаии, создавая свой образ «Царя-пастыря» Израиля, поскольку между ними существуют заметные черты сходства. Оба они вошли в еврейскую Библию, будучи включенными в более ранние произведения, а едва попав туда, часто оказывались проигнорированными. Со временем христианские ученые выявили роль Второисаии, ставшего одним из популярных средств интерпретации. Второзахария, с другой стороны, остается в тени, а его влияние обычно приглушается. Тем не менее, на мой взгляд, можно доказать, что не только Второисаия, но и Второзахария в большей степени, чем любая другая часть еврейской традиции, сформировали память об Иисусе.

Первое, что следует здесь отметить – то, что Второзахария скрыто и явно присутствует на заднем плане каждого из канонических Евангелий. Наиболее очевидный тому пример, уже упомянутый выше, – вход Господень в Иерусалим. Стихи из него часто читаются как отрывок из еврейской Библии в Вербное воскресенье:

Данная связь поднимает в моем сознании вопрос об историчности событий Вербного воскресенья. Она представляется еще одной попыткой представить Иисуса с точки зрения традиционных мессианских ожиданий. Вопрос становится еще настоятельнее по мерее того, как повествование Второзахарии продолжается. Аргумент традиционалистов, будто Иисус сознательно и открыто действовал в соответствии с этим образом, чтобы заявить о своих мессианских претензиях, кажется мне последним вздохом буквалистской ментальности, бесконечно далекой от действительности.

По ходу действия выясняется, что главные враги «Царя-пастыря» у Второзахарии – торговцы овцами в храме. В главе 14 пророк заявляет, что в день Господа «не будет более ни одного Хананея [т. е. торговца] в доме Господа Саваофа» (Зах 14:21). Возникает ощущение, что драматическое повествование об очищении Иисусом храма от продавцов и покупателей жертвенных животных – не более, чем дальнейшее развитие мессианского символа, что помещает даже эти истории в одну категорию с рождением в Вифлееме и призванием двенадцати учеников.

Тщательное чтение Второзахарии выявляет еще больше отголосков. Торговцы овцами выплачивают «Царю-пастырю» тридцать сребреников, чтобы избавиться от него (11:12). Однако он не принимает эту плату, ибо не хочет больше быть их пастырем, и бросает серебряные монеты обратно в храмовую казну. Тогда все жители Иерусалима, говорит Захария, «воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне» (12:10).

Нет сомнения: когда эти отрывки читались в синагогах, у первых учеников Иисуса возникло убеждение, что на самом деле это сказано об Иисусе. При ретроспективном взгляде на события Пасхи основная сюжетная линия Второзахарии плавно перетекает от процессии в Вербное воскресенье к предательству и Распятию. Последняя глава (глава 14), которая регулярно читалась в синагогах как часть праздника Суккот, описывает ожидание, которое найдет свое воплощение в христианском описании Пятидесятницы (Деян 2). В этом пассаже Второзахария говорит о наступающем дне Господнем, когда произойдет апокалипсическое сражение, знаменующее собой конец времен. Все страны мира ополчатся против Иерусалима в своего рода версии Армагеддона. Город будет взят, его здания разграблены, его женщины изнасилованы. Половина жителей отправится в изгнание, другие будут отрезаны от города. Наконец, когда наступит самый мрачный момент и надежды уже не останется, «выступит Господь и ополчится против этих народов… И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая перед лицем Иерусалима» (14:3–4). Мы помним: триумфальная процессия Иисуса началась именно на Елеонской горе. Второзахария далее говорит, что Елеонская гора раздвоится из-за землетрясения, и лишь тогда явится Бог (14:4 и сл.). Вспомним, что, по словам Евангелий, когда Иисус умер, произошло своего рода духовное землетрясение. Матфей делает его буквальным (Мф 27:51), но вместо того, чтобы разделить Елеонскую гору, землетрясение разрывает завесу Храма, отделяющую Святое место, где могут собираться люди, от Святого Святых, места, где пребывал сам Бог. Землетрясение у Матфея также приводит к воскрешению мертвых (27:52). Но все это – лишь прелюдия к наступлению «дня Господня».

Затем Второзахария начинает перечислять признаки «дня Господня». «Живые воды», символ Святого Духа, потекут из Иерусалима на восток и запад, чтобы охватить все страны мира. В истории Пятидесятницы из Книги Деяний апостолов Лука проводит параллель: он говорит, что, когда Святой Дух сошел на учеников, они обрели способность говорить на любом языке, чтобы люди со всех концов света могли их понять. Далее Второзахария пишет, что Господь станет царем над всей землей: «В тот день будет Господь един, и имя Его едино». По-видимому, народ Божий также станет единым, и установится прочный мир. Земля расцветет, виноградные точила наполнятся, а Иерусалим будет находиться в безопасности. Те народы, которые ранее собирались воевать против Иерусалима, теперь придут поклониться Господу на праздник Кущей (или Суккот), отмечающий завершение сбора урожая.

Можно ли себе представить, чтобы это небольшое произведение не использовалось для создания хроники событий из жизни Иисуса, о которых мы читаем в Евангелиях? Очевидно, «Царь-пастырь» – не более чем еще один образ, при помощи которого ученики Иисуса осмысливали его опыт. Еще в период устной передачи они основывались на мессианских ожиданиях, обнаруживаемых снова и снова в еврейском Священном Писании и в еврейском сознании, чтобы сформировать историю Иисуса. Подлинный Иисус, Иисус истории меркнет по мере того, как мы допускаем возможность, что очень многие евангельские портреты – результат истолкования, а не воспоминания свидетелей о реально жившем человеке. Тем не менее исторический Иисус обладал в их глазах такими качествами, которые делали приложение к нему библейских образов уместным.