П Сладкопевцев - Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники

4. «Если мне встретится, – сказал авва Дорофей, – какое-либо дело, то мне приятнее поступить по совету ближнего, даже когда бы случилось и испортить его по его совету, нежели и хорошо исполнить дело, последовав своей воле» (Поучение 19).

5. Все, бывающее с нами, бывает или по благоволению Божию, или попустительно. Например, бывает попустительная воля Божия на то, чтобы город был разорен; но Бог не хочет, чтобы мы, поскольку есть Его воля на разорение города, сами положили огонь и подожгли его или чтобы мы взяли топоры и стали разрушать его. Также Бог попускает, чтобы кто-нибудь находился в печали или в болезни, хотя воля Божия и не такова, чтобы он печалился; но Бог не хочет, чтобы и мы опечаливали его или чтобы сказали: «Так как есть воля Божия на то, чтобы он был болен, то не будем жалеть его». Этого Бог не хочет; не хочет, чтобы мы служили таковой Его воле. Он желает, напротив, видеть нас столь благими, чтобы мы не хотели того, что Он делает попустительно. Но чего Он хочет? Хочет, чтобы мы желали воли Его благой, бывающей, как я сказал, по благоволению, то есть всего того, что делается по Его заповеди, чтобы любить друг друга, быть сострадательными, творить милостыню и тому подобное (Поучение 14).

6. Прежде нежели скажем или сделаем что-нибудь, испытаем, согласно ли это с волею Божией; и тогда, помолившись, скажем или сделаем сие и повергнем немощь нашу пред Богом, и благость Его поможет нам во всем (Поучение 18).

7. Отцы сказали, каким образом человек должен постепенно очищать себя: каждый вечер он должен испытывать себя, как он провел день, и опять утром, как он провел ночь, и каяться пред Богом, в чем ему случилось согрешить пред Богом. Нам же [то есть инокам, подвижникам], так как мы много согрешаем, нужно по забывчивости нашей по истечении шести часов испытывать себя, как провели мы время и в чем согрешили. И каждый из нас должен говорить себе: «Не сказал ли мне канонарх или другой кто из братии неприятного слова, и я не перенес его, но противоречил ему?» Так должны мы ежедневно испытывать самих себя, как провели мы день. Таким образом каждый должен испытывать себя, как провел он и ночь, с усердием ли встал на бдение, или пороптал на разбудившего его, или помалодушествовал против него (Поучение 11).

8. Есть три различных вида лжи: иной лжет мыслью, другой лжет словом, а иной лжет самой жизнью своею. Мыслью лжет тот, кто принимает за истину свои предположения, то есть пустые подозрения на ближнего; такой, когда видит, что кто-нибудь беседует с братом своим, делает свои догадки и говорит: «Он обо мне беседует». Если прекращает беседу, он опять предполагает, что из-за него прекратили беседу. Если кто скажет слово, то он подозревает, что оно сказано для оскорбления его. Вообще, в каждом деле он постоянно таким образом замечает за ближним, говоря: он из-за меня это сделал; он из-за меня это сказал; он это сделал для того-то. Таковой лжет мыслью, ибо он ничего истинного не говорит, но только по одному своему мнению, а от сего происходит любопытство, злословие, подслушивание, вражда, осуждение. Словом лжет тот, кто, например, от уныния поленившись встать на бдение, не говорит: «Прости меня, что я поленился встать», но говорит: «У меня был жар, я до крайности утомился работою, не в силах был встать, был нездоров», – и говорит десять лживых слов для того, чтобы не сделать одного поклона и не смириться. И если он в подобном случае не укорит себя, то беспрестанно изменяет слова свои и спорит, чтобы не понести укоризны. Жизнью своею лжет тот, кто, будучи блудником, притворяется воздержным, или, будучи корыстолюбивым, говорит о милостыне и хвалит милосердие, или, будучи надменен, дивится смиренномудрию. И не потому удивляется добродетели, что желает похвалить ее, ибо если бы он говорил с сею мыслью, то он сперва со смирением сознался бы в своей немощи, говоря: «Горе мне, окаянному, я сделался чуждым всякого блага», и тогда уже, по сознании своей немощи, стал бы он хвалить добродетель и удивляться ей. Осуждать себя есть дело смирения, а щадить ближнего есть дело милосердия. Но лжец или для того удивлялся добродетели, чтобы покрыть свой стыд, и говорит о ней, как будто и сам он совершенно таков, или часто для того, чтобы повредить кому-нибудь и обольстить его. Ибо ни одна злоба, ни одна ересь, ни сам диавол не может никого обольстить иначе, как только под видом добродетели. Апостол говорит, что сам диавол преобразуется в Ангела света, потому неудивительно, что и слуги его преобразуются в служителей правды (2 Кор. 11:14–15). Так и лживый человек, или боясь стыда, чтобы не смириться, или, как мы сказали, желая обольстить кого-нибудь и повредить ему, говорит о добродетелях и хвалит их и удивляется им, как будто сам поступал так и знает их по опыту. Таковой лжет самой жизнью своею; это не простой человек, но двойственный, ибо иной он внутри и иной снаружи, и жизнь его двойственна и лукава (Поучение 9).

9. Случается, что бывает необходимость скрыть какое-либо дело, и если кто не скроет малого, то дело приносит большое смущение и скорбь. Когда встретится такая необходимость, то можно уклониться от слова правды, но и тогда человек не должен оставаться беспечальным, но должен каяться и плакать пред Богом и считать такой случай временем искушения. Но и сие позволительно не часто, а разве однажды из многих случаев. Ибо как бывает с териаком [492] Противоядие, лекарство от всех болезней. – Примеч. ред . и слабительным, когда если кто часто их принимает, то они вредят, если же кто примет однажды в год по великой нужде, то они приносят ему пользу, – так должно поступать и в этом деле. Кто хочет по необходимости изменить слово, то он должен делать это не часто, но разве в исключительном случае, когда он видит, как я сказал, великую необходимость, и это самое, допускаемое весьма редко, пусть делает со страхом и трепетом, показывая Богу и произволение свое, и необходимость, и тогда он будет прощен, потому что он все-таки получает вред (Поучение 9).

10. Знаете ли, какой тяжкий грех осуждать ближнего? Ибо что тяжелее сего? Что столь ненавидит Бог? От чего отворачивается? Как и отцы сказали, что нет ничего хуже осуждения. Однако и в такое великое зло человек приходит от нерадения о по видимости ничтожном. Ибо оттого, что человек дозволит себе малость в отношении ближнего, оттого, что говорит: «Что за важность, если услышу, что говорит сей брат, что за важность, если я посмотрю, что будет делать сей брат или тот странник», – от сего самого ум начинает оставлять свои грехи без внимания и замечать грехи ближнего. И от сего потом происходит, что мы осуждаем, злословим, укоряем ближнего и, наконец, впадаем в то самое, что осуждаем. Ибо оттого, что человек не заботится о своих грехах и не оплакивает, как сказали отцы, своего мертвеца, не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дело ближнего. А ничто столь не прогневляет Бога, ничто так не обнажает человека и не приводит к погибели, как злословие, или осуждение, или укорение ближнего. Одно дело – злословить, другое – осуждать и унижать. Злословить значит сказать о ком-нибудь: «Такой-то солгал, или разгневался, или впал в блуд, или сделал что-либо подобное». Вот такой злословил брата, то есть сказал пристрастно о его согрешении. А осуждать значит сказать: «Такой-то лгун, гневлив, блудник». Вот такой осудил самое расположение души его, произнес приговор всей его жизни, говоря, что он таков-то, и осудил его как такого, а это тяжкое дело. Ибо одно сказать: «Он разгневался», и другое сказать: «Он гневлив», и, как я сказал, произнести таким образом приговор всей его жизни. А грех осуждения во столько раз тяжелее всякого другого греха, что Сам Христос сказал: лицемер, вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего (Лк. 6:42), и грех ближнего уподобил сучку, а осуждение – бревну. Так-то тяжело осуждение, превосходящее всякий грех. И фарисей оный, молясь и благодаря Бога за свои добродетели, не солгал, но говорил истину, и не за то был осужден, ибо мы должны благодарить Бога, когда сподобились сделать что-либо доброе, потому что Он помог и содействовал нам в этом. За сие фарисей не был осужден, как я сказал, что он благодарил Бога, исчисляя свои добродетели, и не за то был осужден, что сказал: я не таков, как прочие люди; но когда он обратился к мытарю и сказал: или как этот мытарь (Лк. 18:11), тогда он подвергся осуждению, ибо он судил самое лицо, самое расположение души его и, кратко сказать, всю жизнь его. Посему мытарь и вышел оправданным более, нежели тот (Лк. 18:14). Нет ничего тяжелее, нет ничего хуже осуждения, презрения или уничижения ближнего. Почему мы не осуждаем лучше самих себя и наши грехи, которые мы достоверно знаем и за которые должны будем дать ответ пред Богом? Зачем восхищаем себе суд Божий? Чего хотим от Его создания? Не должны ли мы трепетать, слыша, что случилось с великим оным старцем, который, узнав о некоем брате, что он впал в блуд, сказал: «О, худо он сделал!» Или вы не знаете, о каком ужасном событии повествуется в «Отечнике»? Святой Ангел принес к нему душу согрешившего и сказал ему: «Посмотри: тот, кого ты осудил, скончался. Куда же ты повелишь поместить его – в Царство или муку?» Есть ли что страшнее сей тяготы? Ибо что иное значат слова Ангела старцу, как не сие: поскольку ты судья праведных и грешных, то скажи, что повелишь о смиренной душе сей. Помилуешь ли ты ее или предашь мучению? Святой старец, пораженный сим, все остальное время жизни своей провел в стенаниях, слезах и безмерных трудах, молясь Богу, чтобы Он простил ему тот грех, и это уже после того, как он, пав на лицо свое к ногам Ангела святого, получил прощение. Ибо сказанное Ангелом: «Вот Бог показал тебе, какой тяжкий грех осуждение, чтобы ты более не впадал в него» – уже означало прощение; однако душа старца до самой смерти его не могла более утешиться и оставить свой плач (Поучение 6).