Григорий Дьяченко - Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек

– Да кто же его мучит? – спросила обиженно сестра. – Его никто не трогает. У него всё есть: и корм, и питье, и посмотрите, какая клеточка, – чудо…

Сестра приподняла клетку к самому лицу бабушки.

– Да, у него всё есть, кроме того, что ему надо, – сказала бабушка словно с укоризной. Она не прибавила ни слова, но мы отлично видели, что она недовольна нами.

До обеда бабушка сидела с матушкой, а за обедом она говорила с нами как ни в чем не бывало. После обеда, увидев нас у окна возле клетки, она подошла к нам и стала любоваться на чижа.

– Бедненькая пташка, – сказала она, – думала ли ты несколько дней тому назад, когда летала на свободе, что кончишь жизнь в такой неволе? А детки твои, кормит ли их отец или они все уже померли от голода? А как они ждали тебя, как высовывали свои головки из гнездышка, как разевали большие рты и кричали, кричали! Как им было голодно и как холодно ночью! А вот вы во сколько раз больше птички, а что бы вы стали делать, если бы кто-нибудь отнял у вас маму?

Бабушка ушла. Мы молчали. Птичка уже не казалась нам такой забавной… Через полчаса отпертая клетка стояла на открытом окне. Чиж, попрыгивая, приблизился к отпертой дверке и, как бы почуяв свободу, встрепенулся всем телом, огляделся во все стороны, сделал два-три прыжка за порог и, как бы не веря своему счастью, остановился, опять оглянулся и, прыгая, вышел на откос подоконника, сел, зачиликал громко, радостно, вспорхнул и, продолжая чиликать, улетел.

– Пусть Господь Бог тебя порадует так же, милая девочка, – сказала бабушка, видевшая всю сцену. Она подошла к сестре и крепко поцеловала ее в голову и в лоб.

Сама бабушка считала своей обязанностью откупать на волю птиц. В праздник Благовещения она не только откупала полные клетки птиц, но, когда у нее не было денег, она употребляла всё свое красноречие, чтоб убедить продавца в беззаконности его торговли. Некоторые отвечали ей грубостью, а иные, подумав, отворяли клетки и, глядя, как маленькие пташки толкали и теснили друг друга у дверки, говорили:

– Эк их, словно люди, – от радости ума лишились.

* Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее (Еф. 5:25).

* Жены, повинуйтесь мужьям своим, как прилично в Господе (Кол. 3:18).

* Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос Глава Церкви, – и Он же Спаситель тела (Еф. 5:22–23).

* Мужья, любите своих жен и не будьте с ними суровы (Кол. 3:19).

* Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами, как с немощнейшим сосудом, оказывая им честь как сонаследницам благодатной жизни, дабы не было вам препятствий в молитвах (1 Пет. 3:7).

Лет восемь тому назад я жил в Москве, на одной из ее далеких окраин, расположенных на берегу реки.

Был один из первых дней апреля, когда, по обыкновению, река Москва, тихая и немноговодная во всё остальное время года, в этом месяце с шумом и ревом высоко поднимает свои быстрые воды в гранитных берегах в центре столицы и широко разливается в низких местах города, сокрушая и унося всё, что попадется на пути…

День склонился к вечеру, и так как на следующее утро было воскресенье, первое по Пасхе, то во всех церквах уже раздавался первый троекратный звон ко всенощной.

Покойная мать моя, с детства приучившая нас к посещению храма Божия, и в этот раз, уходя куда-то из дому, просила меня не ходить на реку (куда я собирался с товарищами «смотреть воду»), а, как и всегда, советовала лучше отправиться в церковь и отстоять Божественную службу.

Я дал ей слово исполнить ее желание, и мы расстались.

Всегда послушный и исполнительный во всех советах моей матери, на этот раз, оставшись один и сойдясь опять с товарищами, я скоро забыл данное ей обещание и отправился на реку.

Река бушевала во всей своей силе…

Разлив ее был один из тех, какие весьма редко случаются в Москве, и старожилы толковали, что не запомнят такой воды с пятидесятых годов.

По обоим берегам реки стояли бесчисленные толпы народа и глядели на быстро бегущие воды, изредка проносившие или одинокую, оторванную где-либо лодку, или запоздавшие куски льда.

Множество смельчаков, несмотря на глубину реки и быстроту течения, на худо сколоченных из разного старья плотиках плавало между берегом и барками.

Подстрекаемые их выходками и не довольствуясь зрелищем с берега, мы подошли к реке и, отыскав заброшенную, худую, наполовину погруженную в воду плоскодонку, недолго думая вдвоем взобрались на нее, чтобы перебраться на барки. А так как сидеть в ней было уже невозможно, то мы и поместились стоя на противоположных концах.

Подвернувшийся под руки шест заменил нам весло, и мы, не обращая внимания на предупреждения благоразумных людей об опасности, отчалили от берега.

По мере того как мы подвигались ближе к цели, лодка наша всё более наполнялась водой, и достаточно было одного неосторожного движения, чтобы окончательно пойти ко дну.

Так и случилось…

Товарищ мой, налегая на шест, по всей вероятности, глубоко завязил его в землю и, вытаскивая его обратно, сильно покачнул лодку.

Я потерял равновесие, оступился на борт… Голова моя закружилась, и что было дальше – не помню…

В то мгновенье, когда я опомнился и открыл глаза, я с невыразимым ужасом увидел или, скорее, почувствовал себя погружающимся в мутное водное пространство, которое, борясь с воздухом, врывалось в меня через рот, нос и уши. Сквозь зеленовато-мутную массу воды я увидел над собой далекий отблеск Божия света, и сердце мое, как бы прощаясь с ним, болезненно сжалось…

В один миг предо мной пронеслась вся моя кратковременная жизнь: мое счастливое, безмятежное детство, мое полное невзгод и лишений отрочество и расцветающая юность.

В один миг во мне явилось тоскливое сожаление о безвременно утраченной мной с моим безумным поступком, загубленной молодой жизни. В один миг во мне пробудился горький упрек совести за нарушенное данное мной матери слово, и я понял, что Бог наказывает меня за этот проступок.

Кроткое, любящее лицо моей доброй матери, с младенчества поучавшей нас страху Божию, добродетели и любви к людям, живо представилось мне.

Я невольно вспомнил о том сыне, который, погибая среди бурного моря, мысленно просил свою мать помолиться Господу об избавлении себя от смерти, и, инстинктивно подняв кверху руки, я как бы умолял мою мать тоже помолить Всеблагое Провидение о моем спасении.

В это мгновение, несмотря на мое неумение плавать, я почувствовал, что поднимаюсь кверху. Сквозь водное пространство я ближе к себе увидел свет Божий и, вынырнув на поверхность воды, очутился около нашей всплывшей плоскодонки, на которой уже сидел мой товарищ. Не помня себя, я взобрался на опрокинутое дно лодки, и первым моим движением было крестное знамение с искренней благодарностью Отцу Небесному, не допустившему меня сделаться жертвой ребячей шалости.