Мартин Дьюгард - Убийство Иисуса. Расследование самого громкого преступления в истории

Поэтому Пилат решает не распинать Иисуса, а приговорить его к verberatio . Может быть, это удовлетворит Синедрион. Римский прокуратор собирает первосвященников и церковных старейшин, чтобы объявить им свое решение.

– Вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ. И вот, я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете его. И Ирод также, ибо я посылал его к нему; и ничего не найдено в нем, достойного смерти. Итак, наказав его, отпущу.

Тут же Назареянина раздевают и ведут во внутренний двор – praetorium.

Там ждет его столб для бичевания.

ВЕРХНИЙ ИЕРУСАЛИМ

7 АПРЕЛЯ, 30 ГОД Н.Э.

8.00–15.00

Иисус терпит жестокие муки. Руки его, как и у всех прочих жертв, вздернуты над головой и привязаны к железному кольцу, вделанному в вершину столба, так что он не может шевельнуться. Двое легионеров стоят позади него, один справа, другой слева. Каждый держит flagrum с деревянной рукоятью и тремя кожаными хвостами длиною примерно в три фута каждый. Сегодня к кончикам хлыстов привязаны не железные кругляши или обломки костей, а свинцовые грузила, так называемые plumbatae . Это продуманный выбор. Округлые грузила не сдирают кожу и мясо с костей так же быстро, как острые scorpiones . Иисусу еще не пришло время умереть.

Сбоку стоит третий легионер. В руках у него счеты: его задача – считать удары. Четвертый член quaternio отвечает за связывание и приковывание осужденного к столбу. Сейчас он ждет, готовый сменить кого-нибудь из товарищей. За происходящим надзирает их командир, exactor mortis .

Удары сыплются градом. Между ними нет промежутков: стоит одному легионеру отвести руку – опускает свою плеть другой. Даже если хвосты плетей перепутываются, это не заставляет солдат остановиться. По Моисееву закону максимальное число ударов, к которому можно приговорить преступника, – «сорок без одного»; но что римлянам до иудейского закона? Пилат приказал бичевать Иисуса до полного изнеможения, но не до смерти: так они и поступят.

Таков приказ: избить Назареянина до полусмерти – но ни в коем случае не убивать.

После бичевания Иисуса отвязывают от столба и помогают подняться на ноги. Во время наказания он кричал от боли, однако рвоты или судорог, как бывает у многих, у него не было. И все же он потерял много крови: спина его вся в кровавых отметинах. Следы ударов и на бедрах, и на ногах до середины лодыжек. К этому присоединяется обезвоживание: со вчерашнего вечера Иисус не пил ни глотка. Сейчас он на ранней стадии шока.

Заплечных дел мастера выполнили свою задачу на «отлично». Били с хирургической точностью, так, чтобы измучить и довести до края гибели, но не убить. Пилат ясно дал понять, что больше их услуги сегодня не потребуются. Однако они остаются во дворе – на всякий случай.

Иисус, по-прежнему со связанными руками, шатаясь, бредет обратно в тюрьму. Здесь римские солдаты не упускают случая поглумиться над необычным узником. На израненное нагое тело накидывают пурпурный плащ, прекрасно зная, что скоро он присохнет к ранам. В руки Иисусу, насмехаясь над его притязаниями на царское достоинство, суют «скипетр» из камыша. Они смеются и плюют Назареянину в лицо. Ни у кого здесь нет к нему жалости.

Остановись солдаты на этом, их поведение осталось бы шуткой, пусть низменной и варварской. Но эти люди привыкли к жестокости, и веселье их скоро становится садистским. До сих пор можно было говорить: это всего лишь солдаты, они просто выполняют свою работу. Так же оправдывали себя нацистские эскадроны смерти времен Второй Мировой войны, многому научившиеся у холодной, бесчеловечной жестокости римских quaternio . Действия Юлия Цезаря и многих других римских полководцев ясно показывают: немыслимо жестокие наказания для врагов были в Риме обычным делом. В борьбе со своими противниками Рим проявлял даже какую-то нездоровую изобретательность.

Но сейчас солдаты ведут Иисуса в преддверие темницы. Уже не одна команда палачей, а все легионеры Пилата собираются вокруг полюбоваться зрелищем. Кто-то выходит во двор и принимается обрезать ветви с высокого кустарника со светлой корой. Это rhamnus nabeca , терновник с жесткими листьями овальной формы и маленькими зелеными цветами; но самая характерная его черта – ветви, сплошь усеянные острыми шипами в два с половиной сантиметра длиной. Солдаты срезают несколько ветвей и сплетают вместе: получается нечто вроде короны. Такой венец станет прекрасным дополнением к пурпурному плащу и камышовому скипетру. Да здравствует царь!

Иисус слишком слаб: не может ни возразить, ни сопротивляться, когда «корону» надевают ему на голову, и шипы вонзаются глубоко в кожу. Новая острая боль пронзает Иисуса; по лицу его струится кровь. Униженный, стоит он среди своих палачей, а они пляшут вокруг него: одни пинают, другие плюют, третьи с издевкой становятся перед ним на колени и славят «царя». Вдоволь повеселившись, солдаты вырывают из руки Иисуса камышовый «скипетр» и бьют по голове. От удара шипы вонзаются в кожу еще глубже, задевают нервы – результатом становится мгновенная жгучая боль, она кругом опоясывает голову и растекается по лицу.

Тюремщики могут гордиться собой: они выбрали для своей жертвы одну из самых мучительных пыток.

Но вот, когда кажется, что больше Иисус не выдержит, в темницу входит посланник от Пилата. Прокуратор хочет видеть узника. И снова Иисуса выводят на двор суда, где ждут члены Синедриона и их приспешники.

Перед глазами у Иисуса все плывет. Трудно дышать: в легких и вокруг них копится жидкость. Он знал, что должен умереть, – и все же не представлял, что будет так больно.

Первосвященники и религиозные вожди смотрят, как навстречу им выводят Иисуса, все еще в терновом венце. Всего три дня назад этот человек унизил их во дворе Храма, при всем народе! А теперь жестоко страдает – но в них нет к нему жалости. Иисус должен умереть, и чем мучительнее будет его смерть, тем лучше.

В девять утра Пилат вновь садится в судейское кресло. В последний раз он пытается спасти Иисуса.

– Вот царь ваш! – с отвращением бросает он религиозным вождям и их ученикам.

Им уже пора отправляться в Храм; близится начало жертвоприношения.

– Уведи его! – хором восклицают религиозные вожди. – Возьми, возьми, распни его!

Пилат устал с ними спорить. Римский прокуратор никогда не отличался состраданием, и сейчас он думает, что сделал все, что мог. В конце концов, судьба Иисуса просто не стоит таких усилий.

– Царя ли вашего распну? – спрашивает он, чтобы еще раз получить подтверждение.

– Нет у нас царя, кроме кесаря! – отвечает главный первосвященник.

Строго говоря, это еретические слова: ведь они означают, что первосвященник и своего иудейского Бога отвергает в пользу бога язычников-римлян. Но последователи Синедриона не замечают этого парадокса.