Франко Нембрини - От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности

В тот момент я понял, что вся проблема Церкви заключается в методе, в пути; и вся гениальность идеи, предложенной отцом Джуссани Церкви и миру, состояла в открытии того, что, если вера вновь станет событием настоящего, ее можно будет передать, сообщить другим.

Потом я понял, в чем драма этого папы. Он думал, что его отделяет от дочери одно поколение.

А на самом деле между ними легла пропасть в четыреста, пятьсот лет – целая эпоха, культура которой посредством телевидения и школы нивелировала всю его традицию, все, чем он жил.

Вот чего не хватало ему и моим родителям: осознания этой дистанции и метода, пути, чтобы ее преодолеть. А преодолеть ее можно лишь в том случае, если христианство вновь будет воспринято в его изначальной всеохватности: как живое присутствие, способное по-новому осветить противоречия жизни. Не решение проблем, а новый подход к их решению, не теория, противопоставленная другим, а, говоря словами Романо Гвардини, «опыт великой любви, светом которой освещается любое событие».

Это великий призыв, с которым Бенедикт XVI обратился в Вероне к Итальянской Церкви: расширяйте разум, исследуйте современность, чтобы найти в ней все позитивное и в то же время выявить недостатки нигилистичной и релятивистской культуры, сформировавшейся в последние века и в разных аспектах враждебной человеку [10] Речь идет о выступлении Бенедикта XVI на IV Конгрессе Итальянской Церкви в Вероне 19 октября 2006 г. .

Потом произошла встреча с отцом Джуссани: это был словно гром среди ясного неба. Он пришел к нам домой. Моя мама тогда очень болезненно переживала тот факт, что старший из моих братьев, который был в семинарии, на волне протеста покинул ее и не только перестал ходить в церковь, но и основал одну из первых в наших местах внепарламентскую группировку вместе с другими семью бывшими семинаристами. Отец Джуссани познакомился с моими родителями. Он исповедал мою маму, которая, верно, поделилась с ним своими тревогами. Брата в тот день не было дома. Через неделю из Милана на его имя пришла посылка. Это были книги. К моему величайшему изумлению, среди них не оказалось ни Библии, ни даже Евангелия, а был «Капитал» Маркса и еще несколько сочинений подобного рода.

В тот день я впервые задумался о том, что Бог, может быть, все же существует – ведь поступить так мог только Он. Я подумал, что одно из имен Бога – милосердие, любовь, благодаря которым Он идет тебе навстречу там, где ты находишься: не требует от тебя изменения, не призывает к совершению каких-то действий, а просто приходит туда, где ты живешь – с твоими вкусами, интересами, характером, с твоими грехами…

Увидев, как Джуссани без страха, без опаски, что его действия будут восприняты как не подобающие его положению, дарил Карла Маркса моему брату, зная о его увлечении, я понял: воспитание – это живое милосердие, руководствуясь которым Бог приходит к нам на встречу туда, где мы находимся. Так во мне зародилось подозрение, что этот человек и в самом деле имеет какое-то отношение к Богу; он никогда не попросил бы меня измениться, прежде чем полюбить меня – он любил меня таким, каким я был.

Такова природа любви – абсолютное бескорыстие. Бог первым возлюбил нас, когда мы были еще грешниками.

Уравнивая воспитание и милосердие, мы сталкиваемся с некоторыми следствиями, и они представляются мне принципиальными.

• Воспитание не опирается на психологические, педагогические или социологические приемы. Это идея, которую человек реализует в своей собственной жизни и обращает ко всем вокруг, идея значимая и убедительная, коренящаяся в радостном и уверенном опыте свидетеля. Если бы для воспитания было достаточно слов, на нас просто пролился бы дождь из Евангелий – а Он пришел Сам, став спутником в нашем жалком существовании.

• Если так, то миссионерские действия христианина и всей Церкви не могут состоять ни в чем ином, кроме храброго свидетельства о вере там, где живут люди, где молодежь проводит свою юность, – прежде всего, в школе. В наше время уже невозможно думать о том, чтобы вести пастырскую деятельность в закрытой среде, отгороженной от мест, где человек учится, работает или проводит свободное время. Нужно вновь выходить навстречу людям там, где задействованы их интересы, привязанность, разум и творчество. Вера, которая не проявит связи с реальной жизнью и не окажется способной утвердить «я», сердце и ожидание каждого, никогда не вызовет в других любопытства, интереса, желания следовать за ней.

• В отношении собственных детей или учеников нельзя ставить цель сделать их христианами, научить молиться, заставить ходить в церковь. Если ты позиционируешь себя таким образом, они будут ощущать это как претензию, будут защищаться и держаться на безопасном расстоянии.

Весь секрет воспитания, мне кажется, именно в этом: дети смотрят на тебя. Когда они играют, они не просто играют; что бы они ни делали, на самом деле краешком глаза они всегда смотрят на тебя, и если они видят в тебе радость и силу перед лицом реальности, то это единственное средство, которое находится в твоем распоряжении для их воспитания.

Радость и сила появляются в тебе не от совершенства (в это дети никогда и не поверят; какое ощущение искусственности вызывает родитель, если старается скрыть от детей свои ошибки!), а оттого, что каждый день ты первым просишь о прощении и получаешь его.

Между прочим, так ты становишься свободным и в отношении с детьми – ты свободен даже ошибаться! Тебя не гнетет беспокойство, что ты должен своим примером продемонстрировать им последовательность во всех своих действиях. Твоя задача как отца – просто смотреть, непрестанно смотреть на великий идеал. А они испытывают тебя, проверяют на прочность; все они – блудные сыны.

Это то, что в «Рискованном деле воспитания» называется «идеальной последовательностью», от которой зависит все воспитание: остаешься ли ты, пребываешь ли ты там же, где и прежде… Может быть, сами они отдаляются, но краешком глаза следят: там ли ты еще, есть ли у тебя еще дом, являешься ли ты сам еще их домом, – и они вернутся, даже совершив самые ужасные поступки.

Незыблемость, уверенность, которой ты обладаешь и которой живешь вместе с женой и друзьями, – вот то единственное, в чем нуждаются дети, чтобы получить воспитание, единственное, о чем, сами того не зная, они просят нас. И на нашем свидетельстве строится их надежда. Нужно только действительно полностью положиться на их свободу.

Вдумайтесь в притчу о блудном сыне: нам хотелось бы удержать детей дома, а они хотят выйти, померяться силами с реальностью, в то время как мы пытаемся сохранить их под стеклянным колпаком. Мы боимся их свободы: это всегда разрыв, кровоточащая рана. С другой стороны, мы можем и сами попытаться стать такими же, как они, предлагая им: «Давай я тоже оставлю дом, так мне будет легче находиться поблизости и приглядывать за тобой». Но какое отчаяние постигло бы наших детей, если бы однажды, желая вернуться домой, они обнаружили, что им некуда больше возвращаться, что их никто уже не ждет и никто не простит?!