Франко Нембрини - От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности

Мы должны принимать то, к чему призывает нас Бог, не претендуя на титанические подвиги, не воображая, будто мы совершаем неимоверные жертвы; нужно жить тем, что дает Бог, насколько позволяют наши способности, с реализмом. Но ни в коем случае нельзя перекладывать собственную щедрость на плечи другого человека. Если бы меня сейчас попросили принять еще одного ребенка, думаю, я бы сказал «нет». Наш дом уже полон, и при нашей жизни большего не сделаешь. Может быть, мне даже больно сказать «нет», но реализм требует учитывать все факторы ситуации. Такая позиция, основанная на открытости, на великом идеале, ради которого человек в любом случае жертвует своей жизнью, – единственное, что воспитывает наших детей. И даже если они отрицают это сейчас, потому что у них «трудный возраст», – не важно. Они запомнят, что у них были отец и мать, которые отвечали реальности в соответствии с тем благом, которое видели в жизни, к которому стремились, в соответствии с тем, в чем были уверены. Наши дети ни в чем другом не нуждаются, и мы передаем им это благо и уверенность через то, как мы живем. Обо всем остальном не стоит даже заботиться, оно придет само собой.

Даже если они не отвечают сразу, не волнуйтесь. Один из вас спрашивал, что делать с ребенком, который в восемь лет не хочет идти на мессу. Мне в этом смысле повезло. Когда я был маленьким, моя мама каждый день ходила на раннюю мессу, начинавшуюся в пять утра, и одно из моих самых прекрасных воспоминаний – то, как она сообщала, что в этот день с ней пойду именно я.

Каждое утро мама выбирала одного из нас. В полумраке она подходила к моей кровати, тихонько будила меня и говорила: «Франко, пойдем на мессу?» Это означало, что в этот день она выбрала меня. Может быть, мы были глупыми, я не знаю, конечно, сегодня дети совсем другие… Но это была очень остроумная идея: я чувствовал себя избранным. Избрание влекло за собой два следствия. Во-первых, часы, проведенные один на один с мамой: в течение дня у нее совсем не бывало свободного времени, а в тот момент она подумала именно обо мне! И во-вторых, потом, возвращаясь с мессы, мы заходили к молочнику и пили горячий шоколад. По нашим меркам совсем непозволительное лакомство; но если ты шел на раннюю мессу, горячий шоколад был тебе обеспечен. И для меня Иисус был не в Причастии, Он был в горячем шоколаде! Конечно, сейчас я говорю это почти шутя, но, может быть, это не так уж и смешно.

Если ребенок не хочет идти с тобой на мессу, возможно, ответы «потому что туда ходим мы с мамой, потому что это важно» не будут ему понятны, ведь ему-то это не важно. Лучше позволь ему остаться дома и отправь играть в мяч. Нужно придумать что-то прекрасное. Моя мама придумала шоколад, дон Боско ходил к детям, живущим на окраинах Турина, с полными карманами конфет. Каждый должен придумать что-то свое, чтобы у ребенка родилось желание. Он должен ощущать, что поход на мессу – не жертва, а что-то вроде горячего шоколада, когда хочется сказать: «Знал бы ты, что теряешь…» Попробуй сказать ему так! Нет, лучше даже не говори, но пусть у тебя самого будет такое ощущение!

Конечно, могут пройти годы, может пройти целая жизнь, и будет трудно, и у каждого будет свой путь, потому что все дети разные. Когда мой второй сын Андреа был маленьким (три или четыре года, но с ним было сложно уже тогда; честно говоря, с самого рождения, он был непоседой по призванию, по внутреннему строению), каждый вечер перед сном мы с детьми читали короткую молитву: «Бабушка Анна и бабушка Клементина (мама жены и моя мама), помогите нам стать послушными мальчиками». Однажды мы шли на мессу, а рядом с церковью стоял прилавок, где продавали конфеты, Андреа капризничал и выпрашивал сладости. Тогда я заметил ему: «Знаешь, Андреа, если бы ты был хоть немного послушнее, папе и маме было бы проще покупать конфеты, чтобы доставить тебе радость, а так…» И этот малец с самым серьезным выражением лица изрек: «А знаешь, папа, мы каждый вечер просим бабушку Анну и бабушку Клементину сделать нас послушнее, но, по-моему, они относятся к нашим просьбам просто наплевательски!» А вы говорите – на мессу! Этому хотелось только конфет, до остального ему не было дела! Но и он повзрослел, сейчас он просто замечательный юноша…

Часто мы начинаем волноваться, звать на помощь экспертов, психологов, соцработников… Позвольте мне сказать об этом пару слов: нужно четко различать все то, о чем мы говорили до сих пор, и вспомогательные средства. Иначе мы запутаемся и уже не найдем выхода. Я утверждаю со всей серьезностью: вы – лучшие родители для ваших детей, и пусть психологи, социологи, педагоги и социальные работники говорят все, что им вздумается. На этом я упорно настаиваю. Каждый день мне приходится видеть, как школа превращается в больницу, а воспитание – в медицинскую проблему. Как только появляется малейшая трудность, преподаватель, зачастую не умеющий общаться с детьми, говорит: «Это не моя задача, мое дело учить, а здесь должен вмешаться специалист». И, чтобы решать воспитательную проблему, тут же сбегаются психолог, врач. Полнейшее безумие. Превращая школу в медицинское учреждение, мы уничтожаем воспитание. Напротив, стать достойным отцом и матерью, принять ребенка помогают тебе только сила и величие сердца, которые дал тебе Бог, посылая в мир. Не отступайте.

Что делает нас способными принять другого? Только величие, серьезность и широта души, с какими вы ставите этот вопрос о себе самих. Ты тем вернее примешь другого, чем ты смиреннее, чем больше просишь о том, чтобы кто-то другой принял тебя. Подумайте о детях-солдатах, с которыми работает отец Бертон в Сьерра-Леоне. Это ребята, которым сейчас пятнадцать-двадцать лет. В четыре или пять их увели из родных сел и заставили работать в джунглях; в восемь дали в руки автомат, накачали наркотиками и алкоголем и послали поджигать деревни и убивать людей – а если они умирали, то тут же в горящей деревне находили им смену. Взрослые шли позади, посылая вперед себя этих восьмилетних детей с автоматами и огнеметами, чтобы они убивали живых людей. Понимаете, что это за ситуация? И какова главная проблема этих детей? Им нужно только одно: чтобы кто-то простил их за то зло, которое они совершили. Их память полна ужаса: в десять лет они бензопилой резали живых людей на части. Если спросить у отца Бертона: «В чем секрет твоего дела? Как тебе удалось принять три тысячи таких детей и из них две тысячи вернуть в семьи?» – то он спокойно отвечает: «Нужно лишь одно – простить их. Они нуждаются только в том, чтобы их простили».

Меня поразило, когда один из моих сыновей сказал мне: «Папа, на самом деле все мы дети- солдаты». Да, мы все дети-солдаты, потому что зло сидит во всех нас; конечно, мы не режем людей на части бензопилой, не используем огнеметов, но мы все злы. И только такое осознание позволяет тебе принять другого человека; все остальные причины – это лишь неоправданная гордость, щедрость, которая убивает другого, бесконечная претензия. Если же ты исходишь из того, что все мы злы, как сказал Иисус: Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него (Мф. 7: 11), – то можешь принимать другого и давать ему воспитание, ибо ты сам нуждаешься в прощении, и зло ребенка, зло подростка, зло всего мира – это твое зло. Либо ты действительно ощущаешь, что твое зло прощено, либо… Что ты хочешь прощать другим? Ты не способен прощать, ты можешь лишь вылить на других свой морализм, свои правила, выбросить на них худшее из того, что есть в тебе, в красивой упаковке, где нет свободы, нет даже тени свободы. Но если ты просишь прощения и постоянно получаешь его, оно делает тебя способным к свободе, к приятию, к бесконечному милосердию; и тогда ты – лучший отец для своих детей.