Серен Кьеркегор - Беседы и размышления

Когда ребенку позволяют держаться за материнскую юбку, можно ли тогда сказать, что ребенок идет тем же путем, каким идет мать? Нет, так, конечно, не скажешь. Ребенок должен сперва научиться ходить – самостоятельно, в одиночку, – прежде чем он сможет идти тем же путем, каким идет мать, и так, как она идет. И когда ребенок учится самостоятельно ходить, что нужно делать матери? Ей нужно исчезнуть из виду. Мы ведь прекрасно знаем, что ее нежность к ребенку остается все той же, остается неизменной и даже, пожалуй, возрастает в то время, когда ребенок учится самостоятельно ходить; однако ребенок может, пожалуй, не всегда это понимать. Но так же, как ребенок должен научиться самостоятельно ходить, так и, духовно понимая, перед тем, кто становится чьим-то последователем, стоит задача научиться ходить самостоятельно, одному. Как удивительно! Полушутя и всегда с улыбкой мы говорим о беспокойстве ребенка, когда ему приходится учиться ходить одному, не держась за материнскую юбку; и однако в языке нет, вероятно, более сильного или более трогающего или более верного выражения для глубочайшей печали и страдания, чем это: идти одному, идти в полном одиночестве. Мы ведь прекрасно знаем, что на Небесах забота о человеке остается неизменной и даже, если такое возможно, там еще больше пекутся о нем в это полное опасностей время; однако человек может, пожалуй, учась, не всегда это понимать. – Следовать за кем-то означает тем самым идти одному, идти в одиночку тем путем, каким шел учитель; не иметь рядом с собой никого, с кем ты мог бы посоветоваться; быть должным самому выбирать; тщетно кричать, как тщетно кричит ребенок, ведь мать не смеет помочь ему видимым образом; тщетно отчаиваться, ведь тебе никто и не может помочь, и Небо не смеет помочь тебе видимым образом. Но невидимая помощь как раз и состоит в том, что тебя учат идти в одиночку; ведь этим тебя учат располагать свой дух в подобии с расположением духа учителя, а этого не увидишь глазами. Идти одному! Да, нет, вовсе нет человека, который мог бы совершить за тебя выбор или дать тебе в последнем и решающем смысле указание там, где дело идет о единственно важном, дать тебе решающее указание там, где дело идет о твоем блаженстве; и даже если бы было много желающих это сделать, тебе это пошло бы только во вред. Один! Ведь если ты уже сделал выбор, ты найдешь себе спутника, но в решающее мгновение, – и всякий раз здесь есть смертельная опасность, – ты оказываешься один. Никто, никто не слышит твоей вкрадчивой просьбы и не замечает твоего бурного сетования, – и все же на Небесах нет недостатка в помощи и в попечении о тебе; но эта помощь невидима и состоит как раз в том, что тебя учат идти в одиночку. Эта помощь приходит не извне, как когда тебя берут за руку; она не поддерживает тебя, как любящий человек поддерживает больного; она не влечет тебя силой назад, когда ты сбился с пути. Нет, если ты покоряешься совершенно, отсекаешь всю свою волю, проявляешь глубочайшую преданность всем сердцем и всем умом, тогда незримым образом приходит помощь; но ты, поступая так, как раз идешь в одиночку. Невозможно увидеть могучий инстинкт, которым руководствуется птица в своем долгом пути; инстинкт не летит вперед, а птица за ним; все выглядит так, словно птица сама находит путь, – так сокрыт от глаз и учитель, а можно видеть только последователя, который уподобляется ему, и все это выглядит так, словно последователь сам находит путь, – выглядит так, покуда это истинный последователь, который идет в одиночку тем же путем.

Вот что такое за кем-то последовать. Но последовать за Христом означает взять свой крест или, как сказано в прочитанном нами тексте: нести свой крест. Нести свой крест означает отвергаться себя; Христос разъясняет это, говоря: «если кто хочет идти за Мною, отвер-гнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16, 24). Это и есть «те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но смирил Себя, быв послушен даже до смерти, и смерти крестной» (Фил. 2, 5 и далее). Такой дан нам образ, таким должен быть и последователь, несмотря на то что самоотвержение – это долгий и тягостный труд , что нужно брать тяжкий крест, нести тяжкий крест – крест, который, согласно данному образу, нужно нести в послушании до самой смерти, так что последователь даже если и не умрет на кресте, то все же уподобится этому образу тем, что умрет, «неся крест». Отдельный хороший поступок, отдельное великодушное решение не есть еще самоотвержение. Ах, в мире потому, вероятно, учат, будто это – самоотвержение, что даже этот случай оказывается столь редким, что на него смотрят с удивлением. Но христианство учит иначе. Христос не сказал ведь богатому юноше: «Если хочешь быть совершенным, то продай все свое имение и раздай нищим». Многим, вероятно, даже один только этот призыв покажется чрезмерным и странным; многие, вероятно, вовсе не восхитились бы этим юношей, если бы он так поступил, но посмеялись бы над ним, как над чудаком, или пожалели бы, как больного. Однако Христос говорит иначе, Он говорит: пойди, продай все, что имеешь, и раздай это нищим, «и приходи, последуй за Мною, взяв крест» (Мк. 10, 21). Таким образом, продать все свое имение и раздать нищим еще не значит взять крест, это – самое большее – начало, хорошее начало для того, чтобы затем взять крест и последовать за Христом. Раздать все нищим – это первое, это, – если язык допускает здесь простительное остроумие, – означает взвалить на себя крест ; за этим же следует непрестанное продолжение: нести свой крест . Это несение креста должно иметь место ежедневно, а не как исключение один только раз; и оно никак, никак невозможно без того, чтобы последователь был готов оставить все, отвергаясь себя. По сути, совершенно безразлично, является ли то, в чем он не хочет отвер-гнуться себя, чем-то, как говорится, незначительным, или же это нечто большое, ведь и незначительное становится бесконечно значимым как вина, когда оно расходится с самоотвержением. Был, возможно, человек, который, надеясь приобрести этим высшее в полноте, с готовностью сделал то, чего не сделал богатый юноша, но который, однако, не стал последователем Христа, потому что он остался стоять, «оглянулся назад» [66] Ср. Лк. 9, 62. – после своего великого подвига; или же он пошел вперед, но не стал последователем Христа потому, что думал, будто совершил нечто столь великое, что незначительные вещи уже не могут на это повлиять. Ах, откуда же происходит то, что труднее всего отвергнуться себя в незначительных вещах? Не оттого ли, что самолюбие, имеющее некий благородный вид, тоже, по-видимому, способно к самоотвержению в чем-то большом, но чем меньше, чем незначительнее, чем мизернее то, в чем нужно отвергнуться себя, тем оскорбительнее это для самолюбия, потому что, когда стоит такая задача, у самолюбивого сразу же улетучиваются его собственные и чужие высокопарные представления; но тем смиреннее поэтому будет самоотвержение в этом случае. Откуда же происходит то, что труднее всего отвернуться себя, когда живешь один, словно в берлоге? Не оттого ли, что самолюбие, имеющее некий благородный вид, тоже, по-видимому, способно отвергнуться себя – когда на это с изумлением смотрят многие. Но поскольку не важно, каково то различное, в чем единичный человек в своей определенной ситуации отвергается себя, постольку нищий может безусловно в такой же мере отвергнуться себя, что и король: настолько не важно, каково то различное, в чем дано человеку отвергнуться себя. И это тяжкий и обременительный труд. Ведь труд этот заключается, вероятно, лишь в том, чтобы сбросить с себя всякое бремя, и потому он мог бы показаться легким; однако вся трудность в том, что нужно сбросить те самые бремена, которые самолюбие столь охотно желает нести – столь охотно, что самолюбию уже очень трудно бывает понять, что это именно бремена.