Серен Кьеркегор - Беседы и размышления

Итак, следовать за Христом означает отвергаться себя и означает идти тем же путем , каким шел Христос, принявший смиренный образ раба, – нуждающийся, отверженный, осмеянный, не любящий мира и не любимый им. И это означает тем самым идти одному , ведь тот, кто самоотверженно отрекается от мира и от всего, что в мире, отрекается от всех отношений, которые могли бы пленять и соблазнять его, «так что он не идет ни на поле свое, ни на торговлю, ни на женитьбу» [67] Ср. Мф. 22, 2–14; Лк. 14, 16–24. ; тот, кто, если становится нужно, конечно, не меньше, чем прежде, любит отца и мать, сестру и брата, но любит Христа настолько, что о нем можно сказать, что он ненавидит их: он идет ведь один, один в целом мире. Да, в сумятице житейских хлопот такая жизнь кажется чем-то трудным, невозможным, кажется невозможным даже судить о том, живет ли некто так на самом деле; но давайте не забывать, что именно вечности будет предоставлено судить о том, насколько решена эта задача, и что серьезность вечности заставит тогда стыдливо молчать обо всех тех мирских вещах, о которых постоянно говорится в мире. Ведь в вечности тебя не спросят о том, сколь большое состояние ты оставил , – об этом спрашивают оставшиеся после тебя; не спросят и о том, сколько ты выиграл битв, сколь умным ты был, сколь могущественным было твое влияние, – ведь это останется после тебя твоей посмертной славой. Нет, вечность не спросит о том мирском , что после тебя останется в мире. Но она спросит о том, какое богатство собрал ты на Небесах; о том, сколь часто ты побеждал свой грех; о том, насколько ты господствовал над собою, или же ты был себе рабом; о том, сколь часто ты владел собою в самоотвержении, или же ты никогда не делал этого; о том, сколь часто ты, отвергаясь себя, готов был на жертву ради хорошего дела, или же ты никогда не был на это готов; о том, сколь часто ты, отвергаясь себя, прощал своего врага – до семи ли раз, или до седмижды семидесяти раз [68] Ср. Лк. 17, 4; Мф. 18, 22. ; о том, сколь часто ты, отвергаясь себя, терпеливо переносил оскорбления; о том, в чем ты пострадал не ради себя, не ради своих корыстолюбивых намерений, но в чем ты, отвергаясь себя, пострадал ради Бога. – И Тот, Кто об этом спросит тебя, Тот Судия, Чей суд ты уже не сможешь обжаловать ни в какой вышестоящей инстанции, Он не был полководцем, который покорил бы земли и царства, но которому ты мог бы рассказать о твоих земных подвигах: Его Царство как раз не от мира сего; Он не был человеком, носящим пурпурные одежды, кому бы ты мог пытаться составить благородное общество: ведь Его облачили в пурпур, лишь чтобы поглумиться над Ним [69] Мф. 27, 28. ; Он не имел могущественного влияния, так чтобы Он мог пожелать быть посвященным в твои мирские секреты: ведь Он был столь презрен, что знатные люди осмеливались посещать его лишь под покровом ночи [70] Ср. Ин. 3, 1–2. . О, всегда утешительно держаться вместе с теми, кто единодушен с тобою; если кто труслив, не предстать поневоле перед воинским судом; если кто самолюбив и по-мирски расположен, не быть судимым самоотверженными. А этот Судия не просто знает, что такое самоотвержение, Он не просто способен так судить, чтобы не могло укрыться ничто сомнительное, нет, само Его присутствие есть суд, перед которым поневоле немеет и блекнет все мирское, что пользовалось таким успехом в мире, на что изумленно смотрели и что с изумлением слушали. Его присутствие есть суд, ведь Он был Самоотвержение. Он, будучи равен Богу, принял смиренный образ раба; Он, Кто мог повелевать легионами ангелов и даже возникновением и гибелью мира, ходил по земле беззащитным; Он, Кто все имел в своей власти, отказался от всей своей власти, так что даже не мог ничего сделать для своих любимых учеников, а мог только предложить им те же условия – быть ничего не значащими в мире, всеми пренебрегаемыми; Он, Кто был Господом всей твари, даже природу понудил вести себя тихо, ведь только когда Он испустил дух, раздралась завеса и гробы отверзлись [71] Мф. 27, 51. , и природные силы выдали, кто Он был: если это не самоотвержение, то что тогда самоотвержение!

Мы размышляли о том, что значит: последовать за Христом; теперь же давайте подумаем о том, какая в этом радость .

Мой слушатель! Если ты вообразишь себе юношу, стоящего у начала своей взрослой жизни, – юношу, перед которым открываются многие пути и который спрашивает себя о том, на какое поприще он хотел бы вступить; разве не старается он тогда точно узнать, куда ведет каждый отдельный путь, или, что то же самое, ищет узнать, кто прежде ходил уже этим путем. Тогда мы ему называем известные, славные, громкие имена тех, память о ком сохраняется среди людей. Вначале, возможно, мы называем много имен, чтобы юноша мог выбрать из них, сообразуясь со своими возможностями, чтобы примеры, предлагаемые ему, были перед ним в изобилии; но затем он, движимый внутренней необходимостью, делает хотя бы и малый, но выбор, и так выбирает до тех пор, пока наконец для него не останется лишь одно, одно-единственное имя, которое в его глазах и для его сердца имеет преимущество перед всеми прочими. И тогда сердце юноши бурно бьется, когда он восторженно называет это для него единственное имя и говорит: этим путем я пойду, ведь этим путем шел он!

Мы не желаем теперь отвлекаться или терять время, называя множество имен; ведь есть лишь одно только Имя на небе и на земле, одно-единственное, а значит, и один только путь, который следует выбрать, – если ты хочешь выбрать всерьез и сделать верный выбор. Должно быть именно много путей, поскольку человеку надлежит сделать выбор; но также должен быть только один, который следует выбрать, если серьезность вечности тяготеет над этим выбором. Когда, выбирая, можно с равным успехом выбрать как одно, так и другое, такой выбор не имеет вечной серьезности; если же над выбором тяготеет серьезность вечности, должно быть безусловно возможно, выбирая, все выиграть и все потерять, – хотя, как было сказано, должна быть и возможность выбрать нечто иное для того, чтобы выбор был выбором.

Есть одно только Имя на небе и на земле, один только Путь, один только Образ. Тот, кто выбирает следовать за Христом, он выбирает Имя, которое выше всякого имени [72] Фил. 2, 9. , выбирает Образ, который вознесен превыше небес, но который столь человечен, что он может служить примером для человека, и этот Образ именуется высочайшим и на небе, и на земле. Есть ведь имена и примеры, которые славятся лишь на земле, но высочайшее, единственное Имя должно ведь как раз отличаться этим исключительным качеством, которое, в свою очередь, свидетельствует о нем как о единственном: оно славится и на небе, и на земле. Это Имя Господа нашего Иисуса Христа. Но разве не радостно тогда, что тебе позволено выбрать идти тем же путем, каким шел Он! Ах, в сбившейся и сбивающей с толку речи этого мира простое и серьезное слово об этом на беду обращается чуть ли не в шутку. Человек, который стяжал величайшую в мире власть, гордо называет себя последователем Петра [73] Речь идет о Папе Римском. . Но быть последователем Христа! Да, гордость этим не соблазнишь; это в равной мере доступно самому могущественному и самому малому, самому умудренному и самому простому, и ведь блаженны как раз малые и простецы. И разве это столь уж замечательно – возвыситься над всеми людьми; разве это, напротив, не безотрадно! Так ли уж это замечательно – есть на серебре, когда другие голодают; жить во дворцах, когда другие не имеют даже крыши над головой; быть образованным, когда это недоступно никому из простых людей; сделать себе имя, понимая, что для тысяч и тысяч это исключено; так ли уж это замечательно! И если бы это завидное в земной жизни отличие было бы высочайшим, разве не было бы это бесчеловечным, и разве не была бы тогда жизнь невыносимой для этих счастливцев! Сколь, напротив, все оказывается иначе, если единственная радость – это радость следовать за Христом. Но ведь нет и не может быть радости более высокой, чем радость быть способным воплотить в себе высочайшее; и ничто так не может сделать эту высокую радость чистой, блаженной, уверенной, как эта радостная мысль о небесном милосердии : мысль о том, что это доступно всякому человеку.