Фридрих Шлейермахер - Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи [сборник]

Что общество, с которым могут случаться такие вещи, которое с суетным смирением принимает бесполезные ему благодеяния и с угоднической готовностью соглашается нести бремя, ведущее его к гибели, которое дает себя эксплуатировать чуждой власти и уступает прирожденную ему свободу и независимость за пустую видимость, которое отказывается от своей великой и возвышенной цели и гонится за вещами, лежащими совсем не на его пути, – что такое общество не может быть обществом людей, имеющих определенное стремление и точно знающих, чего они хотят, – это, я полагаю, само собой очевидно; и это краткое указание на судьбы церковного общества есть, думается мне, лучшее доказательство того, что оно не есть подлинное общество религиозных людей, что, в лучшем случае, к нему примешаны лишь немногие частицы последнего, погребенные под чуждыми элементами; это доказывает также, что общество как целое, чтобы воспринять в себя первый источник этой неизмеримой порчи, должно было уже находиться в состоянии болезненного брожения, при котором немногие здоровые части вскоре совершенно ускользают от него. С священной гордостью истинная церковь отказалась бы от даров, которыми она не может воспользоваться; ибо она хорошо знает, что те, кто нашли Божество и сообща наслаждаются им, в своем чистом общении, в котором они только хотят выявить и передать друг другу свое глубочайшее бытие, не имеют собственно ничего, обладание чем могло бы охраняться мирскою властью; она знает, что им ничего не нужно и не может быть нужно на земле, кроме языка, чтобы понимать друг друга, и места, чтобы встречаться, – вещей, ради которых нет надобности ни в каких властителях и их милостях.

Но если все же необходимо посредствующее учреждение, чтобы истинная церковь могла входить в некоторое соприкосновение с непосвященным миром, до которого ей непосредственно нет никакого дела, как бы атмосфера, через которую она одновременно и очищается и привлекает к себе новый материал, – какую же форму должно принять это общество, и как оно может быть освобождено от порчи, которую оно впитало в себя? На последний вопрос пусть ответит само время: ко всему, что некогда должно свершиться, ведут тысячи различных путей, и для всех болезней человечества имеются многообразные способы исцеления; каждый будет испытан на своем месте и поведет к цели. Лишь саму эту цель да будет мне дозволено наметить, чтобы тем яснее показать вам, что ваше недовольство должно обрушиваться не на религию и ее стремления.

Подлинный и основной смысл такого вспомогательного учреждения состоит ведь в том, чтобы лицам, которым до известной степени доступна религия, но которые еще неспособны примкнуть к истинной церкви, так как религия в них еще не проявилась и не дошла до их сознания, – чтобы таким лицам жизненно изъяснялась религия как таковая, и тем необходимо развивались их религиозные задатки. Посмотрим, что́ собственно препятствует осуществлению этой задачи при современном положении вещей. – Я не хочу еще раз напоминать о том, что в настоящее время лиц, которые должны быть вождями и учителями этого общества – я пользуюсь выражением «учителя» неохотно и лишь по нужде, так как оно мало подходит к их делу – выбирает государство согласно своим желаниям, и что при этом государство имеет скорее в виду осуществление иных задач, которые оно возложило на это учреждение; что иной, с точки зрения государства, может быть в высшей степени рассудительным воспитателем и чистым, превосходным наставником народа, не испытывая сам религиозных переживаний в собственном смысле, так что многим из самых достойных служителей этого учреждения такие переживания могут быть совершенно чужды; допустим даже, что все, кого назначает государство, проникнуты и воодушевлены подлинной религиозностью. Все же вы согласитесь, что никакой мастер не может с успехом передать свое искусство ученикам, если между ними не имеется некоторого равенства в отношении предварительной подготовки; и однако такая подготовка менее необходима во всяком искусстве, где ученик совершенствуется с помощью упражнений, и где учитель полезен преимущественно своей критикой, чем здесь, в нашем предмете, где учитель может только показывать и выявлять. Здесь вся его работа должна быть тщетной, если не тем одно и то же не только понятно, но и уместно и благотворно. Итак, священный оратор должен подбирать своих слушателей не в механическом порядке, как они приписаны к нему в силу давнишнего распределения, не в порядке расположения их домов или полицейских списков, а по некоторому сходству их способностей и умонастроений. Но допустите даже, что вокруг учителя собираются лишь люди, одинаково близкие религии; те же они близки ей на разные лады, и в высшей степени нелепо заставлять ученика ограничиваться каким-либо одним учителем; ведь нигде нельзя найти человека, который обладал бы таким всесторонним религиозным развитием и такой способностью всесторонне проявлять свою религию, чтобы быть в силах своими речами и выявлениями осветить для каждого скрытую сущность религии. Ибо слишком многообъемлюща область религии. Вспомните о различных путях, которыми человек переходит от восприятия единичного и частного к восприятию целого и бесконечного, вспомните, что уже в силу этого его религия принимает своеобразный и определенный характер; подумайте о различных формах, в которых вселенная может действовать на чувство человека, о тысяче отдельных восприятий и о различных способах, как эти восприятия могут комбинироваться, чтобы взаимно освещать себя; сообразите, что каждый, кто ищет религии, должен найти ее в определенной форме, соответствующей его задаткам и точке зрения, чтобы его религиозное чувство было действительно затронуто; и вы найдете, что никакой учитель не может угодить всем во всем и дать каждому то, что ему нужно; ведь никто не может быть одновременно и мистиком, и физиком, и вообще мастером всех священных искусств, через которые выражается религия, никому не могут быть одновременно доступны и пророчества, и видения, и молитвы, и изображения истории и личных чувств, и еще многое другое, – все неисчислимые роскошные ветви, которые вырастают из небесного древа священнического искусства. Учителя и ученики должны иметь право с полной свободой отыскивать и выбирать друг друга, иначе они потеряны друг для друга; каждый должен иметь право искать, что ему полезно, и никто не должен быть принуждаем давать больше, чем он имеет и понимает. – Но если бы мы даже достигли того, что каждый мог бы учить лишь тому, что он понимает, то ведь это все же невозможно, поскольку он одновременно должен совершать что-либо иное, и притом тем же самым действием. Не может быть вопроса о том, что священническая натура способна выявлять свою религию, передавать ее с ревностью и искусством, как надлежит, и, вместе с тем, добросовестно и с большим совершенством выполнять какое-нибудь гражданское дело. Почему же в таком случае, если это столь же совместимо, человеку, который имеет призвание к священству, не быть учителем нравственности на службе государства? Против этого нельзя ничего возразить; только он должен быть тем и другим в раздельности, а не совместно и слитно, он не должен одновременно проявлять обе натуры и одним и тем же действием осуществлять два дела. Пусть государство, если это кажется ему полезным, удовлетворяется религиозной моралью; религия же не признает никакого пророка и священника, который намеренно и специально морализирует с этой точки зрения; кто хочет возвещать религию, должен делать это чисто. Если бы истинный священник соглашался на такие недостойные и невыполнимые условия в отношении государства, то это противоречило бы не только личному достоинству каждого мастера своего дела, но и религиозной чистоте вообще. Когда государство берет на службу других художников, для того ли, чтобы совершенствовать их дарования, или чтобы создавать учеников, то оно освобождает их от всех чуждых занятий и даже вменяет им в обязанность воздерживаться от последних; оно рекомендует им отдаться преимущественно особому отделу их искусства, в котором они могут рассчитывать на наибольшую производительность, и в этой области предоставляет полную свободу их натуре. Лишь в отношении художников религии оно делает прямо противоположное. Они должны охватывать всю область своего предмета, и при этом государство еще предписывает им, к какой школе они должны принадлежать, и возлагает на них неуместное бремя. Если они должны одновременно заботиться об его делах, то пусть оно даст им надлежащий досуг, чтобы они могли развить в себе особую форму религиозного обнаружения, к которой они считают себя специально призванными, так как ведь это есть главное для них, и пусть освободит их от тягостных ограничений; или же, устроив для себя свое нравственно-гражданское воспитательное учреждение – что́ государство должно ведь сделать и в первом случае, – пусть оно опять-таки предоставит им свободно проявлять их сущность и совсем не заботится о священническом деле, совершаемом в этом учреждении, так как оно не может принести ему ни украшения, ни пользы, подобно другим искусствам и наукам.