Валентин Катасонов - «Апокалипсис»: тайны раскрываются

В романе «Идиот» есть герой, которого зовут Лебедев Лукьян Тимофеевич. Он очень любит всем напоминать, что он – большой знаток этой книги, «профессор Апокалипсиса»: «Я же в толковании Апокалипсиса силен и толкую пятнадцатый год. Согласилась со мной, что мы при третьем коне, вороном, и при всаднике, имеющем меру в руке своей, так как все в нынешний век на мере и на договоре, и все люди своего только права и ищут: «мера пшеницы за динарий и три меры ячменя за динарий»… да еще дух свободный и сердце чистое, и тело здравое, и все дары божии при этом хотят сохранить. Но на едином праве не сохранят, и за сим последует конь бледный и тот, коему имя Смерть, а за ним уже ад…»

Особенно запоминается его жаркое участие в обсуждении в собрании по поводу «звезды полынь» из Апокалипсиса («Идиот», часть 3 глава IV). Разговор начинает Ипполит: «Лебедев! Солнце ведь источник жизни? Что значат «источники жизни» в Апокалипсисе? Вы слыхали о «звезде Полынь», князь?» И дальше Лебедев начинает свое «толкование» (пересказывать его не буду).

Фигура Лебедева выглядит гротескно, а «толкование» Лукьяна Тимофеевича, мягко говоря, небезупречно. Но то, что тема Апокалипсиса оказалась в центре внимания общества, показывает, что в те времена (60-е годы XIX века) вопросами «конца света» образованные граждане очень даже интересовались. Фактически интеллигенция, удовлетворяя свое любопытство и мелкое тщеславие, тему эсхатологии «заболтала». Спустя некоторое время, в начале XX века, появятся писатели типа Дмитрия Мережковского или Бориса Савинкова (по совместительству эсера-террориста), которые будут упражняться в темах Апокалипсиса, антихриста и «конца света», лишь приближая катастрофу революции.

Кстати, в том самом собрании с участием Лебедева некоторые восприняли рассуждения «профессора Апокалипсиса» со скепсисом. Что-то было в Лебедеве шутовское, и слушателям было забавно и совсем не страшно. В противовес Лебедеву генерал Епанчин вспоминает другого толкователя Апокалипсиса: «Я видел настоящего толкователя Апокалипсиса, – говорил генерал в другом углу, другим слушателям и, между прочим, Птицыну, которого ухватил за пуговицу, – покойного Григория Семеновича Бурмистрова: тот, так сказать, прожигал сердца. И во-первых, надевал очки, развертывал большую старинную книгу в черном кожаном переплете, ну, и при этом седая борода, две медали за пожертвования. Начинал сурово и строго, пред ним склонялись генералы, а дамы в обморок падали, ну – а этот заключает закуской! Ни на что не похоже!»

Эсхатология Достоевского в широком смысле – как трагические судьбы человечества и России – имела некоторых предшественников в русской и зарубежной литературе. И это даже не Гоголь, а М.Ю. Лермонтов. Вот одно из наиболее ярких эсхатологических предсказаний будущего России, принадлежащее перу поэта [112] «Предсказание» (1830 г.). Стихотворение написано под впечатлением многочисленных крестьянских восстаний 1830 года, которые особенно участились в связи с распространением в ряде губерний эпидемии холеры. При жизни М.Ю. Лермонтова стихотворение не публиковалось. Впервые с сокращениями и рядом искажений было опубликовано в «Стихотворениях М. Ю. Лермонтова, не вошедших в последнее издание его сочинений» (Берлин, 1862, стр. 19). :

Эсхатология в широком смысле у Достоевского нашла свое яркое выражение в романах «Бесы» и «Братья Карамазовы». В первом из названных романов эту эсхатологию озвучивают такие герои (а правильнее сказать, антигерои), как Николай Ставрогин, Петр Верховенский, Шигалев. Они рассуждают о том, какой мир собираются построить и как они будут двигаться к достижению своей заветной цели. Это тот «дивный новый мир», который позднее был описан в романах-антиутопиях Евгения Замятина («Мы»), Олдоса Хаксли («Дивный новый мир»), Джорджа Оруэлла («1984»), Рэя Брэдбери («451 градус по Фаренгейту») и др. Это тоталитарное общество, в котором люди будут поклоняться Старшему Брату (прототип антихриста в романе Дж. Оруэлла). При этом человек станет биороботом, лишенным представлений о добре и зле.

Антигерои романа «Бесы» рассказывают, как они будут строить «дивный новый мир»: сеять среди людей вражду, поощрять доносительство, жечь, разрушать, убивать, обманывать, оглуплять, развращать и запугивать. Вот, например, Петр Верховенский говорит Ставрогину о «научном» обосновании будущего «идеального» общества, сконструированного «бесом» Шигалевым: «У него хорошо в тетради, – у него шпионство. У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносить. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное, равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям – не надо высших способностей. Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами».

Примечательно, что роман «Бесы» – не абстрактная эсхатология. Это пророчество о грядущих катаклизмах России.

Некоторые исследователи творчества Достоевского обращают внимание на то, что в романе гибнет 13 человек, это треть всех героев произведения. В Апокалипсисе сказано, что погибнет после Армагеддона треть всего человечества. Если принимать во внимание прямые и косвенные людские потери, то, наверное, в горниле будущей мировой войны, грядущих революций, гражданской войны в России действительно погибло до трети всех людей. Можно провести параллель между романом, Апокалипсисом и историей России первых двух десятилетий XX века. Понятно, события столетней давности не были тем «концом света», о котором говорится в Откровении. Но репетицией были – в том сомнения нет.

Еще более эсхатологическим является роман «Братья Карамазовы». Особенно та его небольшая часть, которая называется «Легенда о Великом инквизиторе». Я об этой легенде уже писал, поэтому буду краток, затрону лишь эсхатологический аспект.