Чарльз Уильямс - Колдовство

Суд начинает с того, что в присутствии должностных лиц заслушивает показания информатора (денунцианта). Он клянется говорить правду и дает показания. Суду надлежит тщательно исследовать как само заявление, так и мотивы заявителя. Хотя наличие информатора признавалось необязательным. Достаточно было, чтобы до инквизитора дошел слух о действиях какой-либо ведьмы. Власти демонстрировали чудеса демократии: если много людей говорили что-то, это уже считалось заслуживающим расследования. «Дыма без огня не бывает», и огонь не заставлял себя долго ждать.

И сколько же свидетелей требовалось? На усмотрение суда. Но желательно больше двух.

Другие правила устанавливали довольно мягкие границы. Отлученные от церкви, преступники и все, чьи слова обычно не рассматриваются, могли давать показания в вопросах веры. Допускалось даже выслушивать лжесвидетелей, если они раскаялись. А вот если доносчик связан с обвиняемым кровной местью, его мнение не учитывалось. Если между обвиняемым и свидетелем существовала менее серьезная вражда, рекомендовалось проявлять осторожность при работе с показаниями. Инквизиторы замечают: «женщин легко спровоцировать на ненависть», поэтому требовались дополнительные доказательства 84. С другой стороны, ведьмы вызывали ненависть априори, так что любой свидетель заведомо относился к ним враждебно, и тут никаких предосторожностей не соблюдали.

Рекомендовались следующие способы допроса свидетелей: у информатора следовало выяснить, действительно ли подозреваемый говорил то, что ему приписывают; как, когда, где, всерьез или в шутку; подозревается ли его семья в колдовстве и связан ли с колдовством непосредственно подозреваемый; могут ли другие засвидетельствовать сказанное. Необходимо было выяснить, действовал ли обвиняемый с определенной целью. Если факт колдовства установлен, обвиняемого необходимо заключить под стражу. В его доме проводится обыск с целью обнаружения инструментов или признаков колдовства. Всех, живущие в доме, надлежит арестовать, поскольку они могут знать о делах обвиняемого. Ведьму после ареста советовали посадить в корзину или положить на доску, потому что ведьмы теряют силу, не соприкасаясь с землей. И вот только теперь и должно начинаться основное следствие.

Обвиняемому задают вопрос о семье – кто из его близких был сожжен, когда, где? Если информатор дает утвердительные показания, а обвиняемый отрицает это, следует насторожиться. Если он жил в месте, где издавна проживают ведьмы, это подозрительно. Выяснить: слышал ли он разговоры о ведьмах; если не слышал, то как относится к ведьмам вообще, знает ли об их существовании. Если на все вопросы обвиняемый отвечает отрицательно, это не может не вызывать подозрение. Его должны спросить, как он относится к самому факту сожжения ведьм. На этот вопрос обязательно следует получить ответ.

Все факты, похоже, добывались за счет информаторов. Предполагаемую ведьму не спрашивали, кому и почему она угрожала 85, почему ее корова дает больше молока, чем корова соседей. Можно предположить, что разумный судья сможет сам решить, насколько правдивы те или иные показания, но если более шести соседей или других свидетелей указывают на виновность подсудимой, пусть даже при этом не сообщая деталей, их показания должны быть приняты как достаточные, а вина подсудимой считается доказанной. Святой Бернард, осуждая ересь, сказал, что «очевидного факта» достаточно. Инквизиторы считали, что дьявол работает в тайне, почему «очевидных фактов» может и не быть, так что довольно и косвенных показаний. Естественно, такой подход существенно снижал шансы обвиняемой на оправдание.

Если ведьма уже призналась, это хорошо. Если же нет, ее следует держать под арестом до признания. Однако если обвинения не тяжелые, если ведьма не причиняла вред животным или детям, если она обзаведется поручителями, ее можно отпустить под домашний арест. Впрочем, в те времена заполучить поручителей было совсем не просто, если только речь не шла о крупных городах или местах, где преобладало скептически настроенное население. Дело в том, что ведьмы зачастую организовывались в сообщества, так называемые ковены, и любого поручителя могли заподозрить в причастности к такому ковену. Нам кажется, что Церковь могла бы учредить для целей поручительства особый орден, члены которого могли бы выступать поручителями в подобных случаях, не опасаясь подозрений. Это был бы достойный шаг, ничуть не менее полезный в деле борьбы с колдовством, чем суды инквизиции.

Много споров шло о том, нужен ли в таких процессах адвокат. В конце концов институт адвокатов был разрешен, но с определенными условиями. Адвокат не должен участвовать в процессе, если он не убежден в правоте своего подзащитного. Адвокат должен обладать следующими качествами: «скромностью, чтобы не быть дерзким, бранчливым или многоречивым, не должен требовать отсрочек, дополнительных доказательств и т.п., поскольку судам предписывается действовать просто и избегать излишних формальностей». И конечно же, он не должен защищать ересь, иначе он навлекает на себя сильнейшие подозрения. Возможно, защита обвиняемых в любом преступлении – не такое уж малое достижение нашей цивилизации. Мы предприняли попытку спасти невинных, рискуя оправдать виновных.

Итак, ведьма виновна, она в тюрьме. Но «общая справедливость требует, чтобы ведьму не предавали смерти, если она не осуждена за собственную веру». Следовательно, надо заставить ее признаться, и только потом можно казнить. А признание – это пытки. Во всем странном и страшном прошлом человека есть несколько ситуаций, которые нам по-настоящему трудно понять. И первая из них связана, конечно, с пытками. Судья и его помощники трудились ради достижения истины. Видимо, они обладали совершенно иным способом мышления. Для сравнения представим, что сегодня человека признали виновным в убийстве, но сам он не признался. И вот его отправляют в подземелье, избивают, подвешивают на дыбе, прижигают раскаленным железом, вымогая у него признание. Но если он так и не признаётся, его отпускают. Между тем, доказательств его вины предостаточно, но признания нет. А за колдовство никто не мог быть казнен только на основании обвинений третьих лиц. Насколько эта идея благородна? В 1676 году некий ученый адвокат из Инсбрука добавил в эту картину как бы последний штрих: «Камера пыток должна быть постоянно окропляема святой водой и дымом из благословленных трав». Неужто Жиль де Ре поступал хуже?

Но и признания под пытками самого по себе недостаточно; ведьма должна признаться без пыток. Поэтому после пыток ее надлежит поместить в обычную камеру, где она должна без принуждения подтвердить свое признание, а если она не признавалась, ее снова подвергали пыткам. Если пытки не помогали, следовало приложить все усилия, чтобы заставить ее признаться: угрожать, умолять, даже обманывать. Ее молчание – а, судя по записям, обвиняемые часто молчали – должно быть нарушено любой ценой. Суд не мог заставить покаяться, но заставить исповедоваться – обязательно. Нарушить молчание – значит победить ту темную злую силу, которая разлита в мире, которая настолько пропитывает все существо ведьмы, что порой не страшны и пытки, и лучше умереть, чем предать темную силу.